Катя Петровская о гражданской активности и истории с лесом
Европейские страны многого добились в решение экологических проблем, но эти успехи не пришли сами собой, за каждый из них гражданам пришлось активно и упорно бороться. Писательница Катя Петровская, живущая в Германии с 1999 года, рассказала Михаилу Ратгаузу о том как протесты помогают там решать самые сложные вопросы, о поразительной и почти сказочной истории защиты Хамбахского леса.
Я думаю, жизнь в Германии совершенно не патетически, а постепенно меня научила видеть связь очень простых вещей. Платишь налоги — и с ними действительно что-то происходит, ты видишь, что на это делают, откуда социальные льготы, откуда помощь беженцам или непозволительно дорогие стройки. Это очень прозрачные процессы, и в какой-то момент, честно говоря, хочется на них влиять.
Мой муж очень много лет работает в «Гринписе». Это чудесная организация, которой — я боюсь ошибиться в цифрах — почти один миллион немцев добровольно платит взносы, и это значит, что эти люди делегируют свои экологические права одной институции, которая больше многих немецких партий. Я помню, когда я приехала в Германию, мне это казалось страшно наивным: ну как можно в это верить, в улучшение мира? Но протесты вырастают в маленькие организации, маленькие организации вырастают в сильные институты, институты увлекают массы, и массы реально влияют на то, чтобы в этой стране закрыли атомные станции, например. Есть много инструментов влияния, один из них, очень действенный, — это демонстрации. Поскольку здесь демократия, то и нацикам дают пройтись по улицам: я помню, в первый раз в 2000 году такая кучка прошлась по центру. На следующий день 100 тысяч человек (я не шучу) с колясками и африканскими бубнами, с детьми и бабушками вышли на молчаливый марш протеста, но, кажется, при этом все пели. Демонстрацию против войны в Ираке я тоже не забуду. Первые годы в Германии меня это потрясало — вот этот простой консенсус о том, что такое хорошо и что такое плохо, что такое расизм и война. Такая ясность у людей в головах! Надо идти!
Я живу в очень благополучном районе. Когда начался кризис с беженцами, здесь происходило что-то невероятное. Городское правительство решило, что все спортивные залы школ будут отданы под беженцев. То есть кто-то пикнул, что дети останутся без спорта, нехорошо, но как-то сразу человек скрылся в толпе. Я действительно никогда бы не ожидала от этих спокойных, тихих людей, что они будут делать расписание по работе в кухне, приносить белье, устраивать добровольно сборы всего чего угодно. Потом это поутихло, и это тоже интересный момент, потому что многие не понимают, что политический энтузиазм людей — это вещь, с которой невозможно жить все время. Население может помогать до тех пор, пока не включится государственная система помощи, но государство способно не на все. И в эти переходные моменты, кризисные, ты видишь, как функционирует демократия. Не очень люблю слово «демократия», не совсем понимаю, что это, но, думаю, это когда каждый человек начинает решать вопросы, которые связаны с пространством, где он живет.
— Я видел в твоем фейсбуке, что ты недавно была на демонстрации в защиту Хамбахского леса…
— О! Это поразительная история народного сопротивления, почти сказочная! Я увидела в газете фотографии людей, которые в течение шести лет — шести! — живут на деревьях в каком-то немецком лесу, их примерно 160 человек. И во мне как-то вдруг все вспыхнуло. Я очень долго думала: где я видела похожие картинки?
И поняла, что они мне сразу напомнили въезд Иисуса в Иерусалим, знаменитые фрески с людьми на деревьях, канонические. Или я вспомнила книгу Итало Кальвино «Барон на дереве». Это не обязательно должно работать так гиперинтеллектуально, но образ человека на дереве задевает удивительные архетипы, даже если ты не знаешь этого слова.
Но, в общем, довольно большое количество людей в эти дни узнало о том, что есть какой-то древний немецкий лес, на который нападает самый большой немецкий концерн по производству электроэнергии: это бурый уголь. Уголь добывается самыми большими в мире шагающими машинами, их видно из космоса, это самый грязный источник энергии. То есть довольно обычная индустриальная история стала приобретать абсолютно сказочные, мифологические параметры, потому что там были самые беззащитные и самые огромные, самая бессмысленная энергия, самая большая фабрика, все вместе. А еще в этом лесу бродят неизвестные породы птиц и зверей, и, в частности, в нем жили летучие мыши Бехштейна, а знаменитое пианино «Бехштейн» изобретено дядей того, кто описал этих летучих мышей. Поэтому, естественно, на каком-то этапе по лесу бродили молодые люди в костюмах Бэтмена с надписью «Бэтмен отомстит вам за наш лес, наших летучих мышей!»
Но самым важным было то, что ты вдруг понимаешь, что 160 странных молодых людей живут на деревьях шесть лет только для того, чтобы лес не срубили. По закону лес принадлежит концерну, но цивилизационный абсурд именно здесь становится абсурдом: кто для кого существует? Обострение конфликта, собственно, началось с того, что в лес была послана чудовищная техника, чтобы их оттуда снять. Лес окружили тремя тысячами полицейских. Тут, я думаю, даже у самой неполитической бабушки возникает желание пойти и защитить дерево и деток.
Там еще произошло ужасное несчастье. Эти люди жили в домах на деревьях, на высоте 15 метров, и, когда их стали снимать и рушить жилища, один из журналистов разбился. Этот мальчик — режиссер и фотограф: то есть, как на войне, первым погиб фотограф. У него по молодости был довольно глупый ник в Твиттере — Vergissmeynnicht. «Не забудь меня» и «незабудка» по-немецки — это Vergiss mein nicht, а его фамилия — Майн (Meyn). И этого было достаточно, чтобы людей просто взяло за жабры. То есть это была опять-таки мифологическая ситуация, эта жертва.
Было вынесено решение рубить последний участок леса. А лес рубят уже 40 лет, то есть остался крохотный кусочек, и это история еще и о том, что можно любить только крохотный кусочек. И о том, как медийная система может сподвигнуть людей на то, чтобы куда-то поехать и протестовать. Поскольку я в конце концов села на поезд и поехала на демонстрацию, чего я от себя вообще не ожидала… Поехать на поезде в Кельн… чтобы потом идти пешком много километров… Ну ладно, там была Франкфуртская книжная ярмарка неподалеку, и я туда тоже заехала, то есть это был не совсем уж героический поступок.
В общем, это был семейный праздник, поехало очень много людей. Надо сказать, что это находится в 40 километрах от Кельна, и люди ехали из Тироля, из Гамбурга… Какое-то количество спокойно доехало до демонстрации, где были концерты, а кто-то пошел пешком, как и я. Понятно, что идти больше 15 километров, но солнце светило, вода была у всех, и все пошли вдоль красивых капустных полей, мимо страшных, но на самом деле очень красивых тепловых станций и заброшенных деревень, потому что концерн съедает всю территорию и там абсолютно марсианский ландшафт.
Через час я стала волноваться. Но поразительно, что я была единственной, кто сильно волновался. Я думаю: что это, дисциплина? Там люди с маленькими детьми, какие-то хромые бабушки — просто идут. И я поняла, что кроме концепции немецкой Wanderung это еще и чудесное в каком-то смысле паломничество, то есть у этого была духовная цель. История с лесом меня так захватила именно потому, что там сказочные и острополитические вещи сошлись в одной точке: конфликт цивилизации и природы в обостренном и очень простом виде.
Причем в то же время в Германии заседала комиссия, состоящая из представителей правительства, этого концерна, неправительственных организаций, министерств, которая занимается, собственно, попыткой выхода из угольной энергетики. Все это звучит, конечно, для стран, где идет война или нечего есть, довольно странно, но нам не нужно объяснять, что в основном войны ведутся за воду и источники энергии и любая энергетическая независимость — это независимость. Это, например, Украине объяснять не надо.
По крайней мере, мы спасли лес на полтора года, и это просто показывает, как работает демократия. И можно быть уверенными, что в эти полтора года, наверное, и комиссия подтянется.
Но невозможно спасать лес или что-то другое каждый день. Помощь нормального гражданина необходима только в кризисные моменты. Ну и понятно, что несправедливости такого рода невозможны здесь и сейчас. Просто люди не дадут. Мне так кажется.
Я думаю, что такая мощная реакция на лес — и у меня, в частности, — возникла потому, что с лесом все понятно. С политикой непонятно, с войнами непонятно, а с климатом и лесом понятно, что такое хорошо и что такое плохо. И все так ужасно устали от того, будет взрыв ислама или не будет, готовим мы себе могилу или не готовим… И что делать с этой Россией, уже невозможно понять. Ужесточать санкции? А что с трубопроводом? В этом разобраться нормальному человеку очень трудно. Поэтому лес стал такой сказкой от политики.
Автор: Михаил Ратгауз
Новое на сайте экопросвещения ЭКО.ЗНАЙ
