КАЗАХСТАН НАКАНУНЕ ГЛАЗГО: С ЧЕМ МЫ ИДЕМ НА ГЛОБАЛЬНУЮ ДИСКУССИЮ О КЛИМАТЕ?
Накануне начала исторического события – 26-ой конференции ООН по вопросам изменения климата в Глазго – корреспондент онлайн журнала «Ливень» (Living Asia) беседует с руководителем «Социально-экологического фонда» Вадимом Ни. Круг вопросов обширен – начиная с того, что Казахстан представит на конференции и заканчивая объемами его вклада в выполнение целей Парижского соглашения по вопросам изменения климата.
– Каков текущий объем выбросов парниковых газов Казахстана? Принято считать, что на региональном уровне вклад нашей страны в насыщение ими атмосферы велик. Это справедливо?
– Естественно, что в Центральной Азии мы намного превышаем объемы выбросов всех остальных стран даже месте взятых. Это связано с тем, что у нас широко развиты угольная генерация и транспортная система. Да и объем экономики, в целом, больше, чем у соседей. Согласно информации 2019 года, общие выбросы парниковых газов в нашей стране составили около 355 млн тонн. Для сравнения, например, в Таджикистане этот показатель порядка 10-12 млн тонн.
– А почему приводится статистика за 2019 год? Подсчет ведется периодически?
– Нет, поскольку мы являемся страной приложения I к Рамочной конвенции ООН об изменении климата, у нас инвентаризация парниковых газов проводится ежегодно. Данные также сдаются в Секретариат конвенции ежегодно, иногда с некоторой задержкой. Порядок подготовки отчетности таков, что она идет с временным интервалом «минус 2», то есть, в 2021 году сдается за 2019 год.
– Возрастают или снижаются выбросы по сравнению с прошлыми годами? Какие отрасли экономики больше других «отметились» в эмиссии парниковых газов?
– Картина с выбросами очень динамична: в конце 90-х ХХ века они были почти вдвое меньше. Сейчас мы достигли почти уровня 1990 года. По некоторым отраслям мы уже сравнялись с уровнем 1990 года – это сельское хозяйство, отходы (в первую очередь, метан с мусорных полигонов) и землепользование, изменение землепользования и лесов. Последний раньше был сектором, где шло поглощение парниковых газов, а теперь он стал их эмитентом. Но, конечно, лидером остается энергетика, однако ее трактуют широко. То есть, это все процессы, связанные с сжиганием углеводородного сырья или его транспортировкой, добычей и переработкой, включая транспорт. Поэтому от всего объема выбросов энергетика дает 80 процентов выбросов. Еще 10 процентов приходится на сельское хозяйство, остальные сферы – столько же.
– Этот год стал первым, когда в Казахстане о климатической проблеме начали говорить часто, громко и на всех уровнях. Но что конкретно предлагает страна в качестве вклада в глобальное сокращение выбросов по Парижскому соглашению до 2030 года?
– На самом деле, здесь довольно давняя история. Еще до заключения Парижского соглашения Казахстан определил в качестве национального вклада по нему – сокращение выбросов парниковых газов на 15 процентов от 1990 года. Это безусловный вклад, то есть он не зависит от того, будет нам кто-то выделять деньги или нет. А если будет международная помощь, то страна обязалась снизить выбросы на 25 процентов от того же периода. Но это, на мой взгляд, некорректное условие, так как мы относимся к странам с переходной экономикой, мы должны ставить безусловные цели и реализовывать их вне зависимости от того, помогут нам или нет. Если говорить о текущем состоянии, то сейчас мы еще не вышли на траекторию снижения.
– Предусматриваются ли в документе о национальном вкладе в адаптацию к изменению климата какие-то меры кроме сокращения объема выбросов?
– В первоначальном документе по национальному вкладу по Парижскому соглашению адаптация не предусматривалась, количественные показатели по выбросам парниковых газов менять намерения нет. Первоначальный показатель по 15-процентному сокращению закреплен в документах государственного планирования. Остальные планы, может быть, будут, но пока их нет. Зато параллельно идут разговоры о поддержке угольной промышленности. Но в разрабатываемом документе по национальному вкладу говорится, что угольная генерация в энергетике будет снижаться больше, чем в полтора раза. Тогда для чего же уголь?
– Недавно в бизнес среде даже прозвучала идея о необходимости разработки новой программы поддержки угольной отрасли…
– Да, и это неожиданно и не очень понятно. Можно вспомнить, что в 2008 была принята концепция развития угольной промышленности, потом ее отменили. Не думаю, что новая может быть принята. О чем может идти речь в такой программе? Наверное, о том, что нужно проводить реабилитационные меры в этом секторе и трудоустраивать шахтеров. Но трудно представить, что государство даст на это деньги. А о чем еще в ней писать? Кому мы можем продавать уголь? В мире идет давление на угольную генерацию, силу которого мы недооцениваем. У России уголь свой, Китай отказался от финансирования угольной энергетики. Если говорить о Таджикистане, то там разрабатывают свои месторождения, у Узбекистана есть газ, который они могут перестать поставлять нам и шире использовать у себя в энергетике. Кыргызстан тоже не рынок. Во всяком случае, не бог весть каких объемов.
– Но Китай продолжает строить угольные электростанции, хотя, как говорят эксперты, и суперсовременные, с совершенно минимизированными выбросами…
– Уже нет. Ситуация сегодня меняется очень быстро: оставались три страны, которые продолжали финансировать угольную энергетику во вне своих странах – это Китай, Япония и Корея, но в этом году все они отказались от его продолжения. Под международным давлением и на фоне очевидного обострения климатических проблем. Вспомните, например, мощнейшие наводнения в Китае. Финансирование реконструкции существующих угольных станций этими странами еще возможно, но и в этом случае они столкнутся с серьезным международным давлением.
– Недавно одна исследовательская структура опубликовала свои оценки, согласно которым введение углеродного налога в ЕС будет стоить Казахстану относительно недорого, всего 1 процент от стоимости нашего экспорта. Это действительно не критично для экономики и, соответственно, возникает вопрос, а стоит ли спешить со всеми «зелеными» мерами?
– Это принципиально неправильный подход. Речь идет о введении в ЕС механизма, который, если начнет работать, то будет постепенно, но постоянно расширяться. Методология подсчета углеродного следа развивается, и постепенно плата за углеродные сертификаты будет переноситься на экспорт в Европейский союз все новых товаров. Это как цепная реакция. И нам необходимо будет реагировать, пространства для маневра нет. Допустим, мы из-за углеродной платы уйдем с европейского рынка на китайский. Но это будет значить, что мы сузим внешний рынок, упремся только в одного покупателя, который, конечно, использует ситуацию и будут диктовать нам свою цену. Чем скорее придет широкое понимание глубины тех изменений, в которые уже вошел мир, тем менее болезненной будет наша адаптация к этому.
ЯРОСЛАВ РАЗУМОВ