ЭВОЛЮЦИЯ МЕТОДОВ ОБРАЩЕНИЯ С МУСОРОМ ОТ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ ДО 2019 ГОДА

Из 4,5 миллиардов лет существования Земли человечество, по последним данным, живет на ней лишь 2,8 миллиона лет. За последние 200 лет из них мы успели произвести так много мусора, что под угрозой оказались и экология планеты, и ее флора и фауна, и мы сами. Esquire разобрался, как люди веками боролись с мусором — и какие после десятилетий халатности у нас есть варианты.

Во время недавних раскопок в Помпеях выяснилось: многие жители этого города вообще не убирали мусор, а кидали его прямо себе под ноги — на улице, на кладбищах и в собственных домах. Когда количество мусора в доме становилось несовместимым с нормальной жизнью, пол (прямо с косточками и черепками) просто заливали новым слоем глины. Таким образом, уровень полов в домах за 100 лет вырос примерно на полтора метра.

Это много говорит нам не только о привычках древних римлян, но и о количестве отходов, которые они производили: если бы современный человек вздумал все коробки, картонки, упаковку и битую посуду бросать на пол, а затем просто его перестилать, то сам бы перестал помещаться в комнате примерно через несколько лет.

Мусор — своего рода проекция нашей культуры: по нему ясно, как мы живем, что и как производим, как относимся к вещам и природе. Читайте таймлайн развития методов обращения с мусором в России и на Западе — от Средневековья до наших дней.

XIV. От Средневековья — до XIX столетия. Золотой век переработки

Все мы знаем, что средневековые города не отличались чистотой: гуляя по ним, можно было не только запачкать платье, но и получить с балкона ведро помоев на голову. Судя по всему, профессия мусорщика в Европе возникла уже после эпидемии «черной смерти» в XIV веке. Примерно тогда же — на рубеже XIV и XV веков — появились и первые законы, запрещавшие мясникам выкидывать обрезки туш прямо под ноги согражданам, а согражданам — сливать содержимое канализации в протекающие в черте города реки. Первые государственные службы вывоза мусора возникли и того позже: в Англии их не было до эпохи Просвещения.

Старинные города могли бы и вовсе потонуть в отходах, если бы не один, зато очень важный, фактор: в те времена люди ценили ресурсы. Наши предшественники старались использовать вещи как можно дольше и перерабатывали буквально все, что в принципе годилось для переработки.

Андрей Мадьяров, эксперт в области раздельного сбора, Петербург: «Для наших предков переработка была жизненной необходимостью, без нее было просто не обойтись. Процветал ресайклинг во всех слоях общества: известно, к примеру, что императрица Александра Федоровна отдавала платья принцесс старьевщику, который специально для этого приходил во дворец, — конечно, предварительно срезав с ткани золотые пуговицы». Перерабатывали не только монархи, но и монархов: во время Войны за независимость в США патриоты сбросили с постамента статую английского короля Георга III и переплавили ее на 40 тысяч пуль.

Александра Федоровна. Universal History Archive / UIG / Getty images

В Лондоне в начале XIX века было сразу несколько профессий, связанных с попытками выудить из мусора что-то ценное на продажу. «Падальщики» разрывали свалку; «медники» (или «лодочники») промывали мусор на Темзе в надежде найти тряпки, дерево или ценный металл. По подсчетам историков, жизнь около 5 % населения города была напрямую связана с мусором. Примечательно, что именно сценой из жизни «лодочников», плавающих по Темзе, открывается последний законченный роман Диккенса «Наш общий друг», а одной из центральных тем этого произведения является вопрос о том, кому достанутся деньги, заработанные на мусорных подрядах.

Темза, XIX век.

Итак, собирали — все, собиралось — всё: от костей из мясницкого магазина (их применяли для рафинирования сахара, приготовления колесной мази и удобрений) до помета собак (он использовался для размягчения шкур). Но в начале XIX века переработка переживает невиданный доселе подъем, а в конце его — так же резко идет на спад. Что же с ней случилось? Случился — прогресс.

XIX. От старых тряпок к древесине

В середине XIX века в США никому не пришло бы в голову выбрасывать старые тряпки на помойку. Стране не хватало подержанного текстиля — не хватало до такой степени, что его в огромных объемах скупали за границей. В чем же причина интереса к отжившим свое фартукам, платьям и полотенцам? Из них делали бумагу. В льне и хлопке содержится целлюлоза, причем такая, из которой бумага получается просто отличная: крепкая и прекрасного качества.

Импорт текстиля из Европы рос и рос. В 1869 году в США его ввезли на сумму более чем 3 миллиона тогдашних долларов (где-то 60 миллионов на современные деньги). Но сколько бы ни везли в страну тряпок, их не хватало, чтобы удовлетворить аппетиты растущей бумажной индустрии. Вскоре люди принялись искать другой источник целлюлозы — и нашли его. Им стала древесина. И хотя «древесная» бумага оказалась по качеству гораздо хуже тряпичной, простота добычи нового материала решила дело. Буквально через несколько десятилетий тряпичная бумага вовсе перестала производиться, а потом про нее почти полностью забыли.

Sunday Pictorial / Mirrorpix / Getty Images

Этот пример отлично иллюстрирует, что произошло с переработкой в эпоху промышленной революции. Сперва растущая индустрия опиралась на вторичные материалы, но вскоре их стало банально не хватать на ее нужды. Найдены были новые способы добычи ресурсов, а вторсырье осталось позади. Соответственно изменениям в экономике изменилось и восприятие людей. Если в начале XIX века ученые и политики наперебой призывали экономить каждую кроху вторсырья (химик Жан-Батист Дюма, к примеру, утверждал, что отдавать деревне содержимое канализации — прямой «долг» горожан), то к концу его мусор приобретает то значение, которое останется с ним на многие десятилетия: из ценного ресурса он становится ненужной, раздражающей обузой.

Неудивительно, что именно в это время в Европе (точнее, в Англии) появились первые мусоросжигательные заводы. Назывались они «деструкторами» (уничтожителями) и множились стремительно: к началу XX века их в Британии было уже больше двух сотен.

1902. Первый мусоросжигательный скандал в истории

В уютном курортном городке строят суперсовременный мусоросжигательный завод. Жители протестуют: их пугают черный дым и выбросы с завода, кроме того, их не устраивает, что с его появлением в городе умерла переработка (теперь их заставляют весь свой мусор в обязательном порядке сдавать на завод — иначе ему не хватает топлива). Особенный гнев вызывает то, что завод, как назло, построен в самом бедном районе — авось жители дешевых домов не станут жаловаться, да и уехать им некуда.

Современная Россия? Китай? Нет, Англия начала XX века. В 1902 году власти небольшого городка Торки на побережье решили построить модный на тот момент деструктор. Для постройки был взят государственный заем (проекты по сжиганию всегда были дорогостоящими). Но вскоре выяснилось, что для более-менее штатной работы деструктора в Торки просто недостаточно мусора. С топливом для завода возникали перебои, печь приходилось то отключать, то запускать снова. Как следствие, часть времени мусор сжигался на низких температурах и из трубы валил жутко пахнущий черный дым. Устав от этой ситуации, семьдесят жителей города подписали петицию с требованием закрыть завод (надо заметить, что это были вовсе не бедняки, рядом с хижинами которых изначально появился деструктор, а жители богатого района, за пару лет успевшего вырасти неподалеку). Поднялся скандал. Знаменитый в то время медицинский журнал Lancet провел собственное расследование… Кончилось дело, по сути, ничем: протесты жителей потонули в хоре авторитетных голосов, которые говорили, что после проделанных небольших изменений завод «совершенно безопасен». Впрочем, то, чего не смог сделать ранний экоактивизм, вскоре осуществила война. Во время войны с Германией сжигать ценные ресурсы в печи стало казаться безумием, и к 1918 году из более чем 300 английских деструкторов сохранилось только 19.

Деструктор.

К массовой переработке в мирное время, впрочем, тоже не вернулись — теперь большая часть мусора отправлялась на только что изобретенные мусорные полигоны.

1910-1920. Появление в Европе мусорных полигонов

Мусорный полигон, по сути, следующая ступень эволюции простой свалки. Мусор не сбрасывается как попало, а разравнивается и прессуется с помощью строительной техники. Сверху на каждый слой мусора укладывается по слою почвы, которая предотвращает распространение запахов и не дает ветру разносить обертки и бумажки по округе, а зверям и птицам — раскапывать помойку в поисках съестного. У этого метода были свои минусы, которые мы рассмотрим позже, но на тот момент он быстро набирал популярность и к середине XX века стал главным способом утилизации мусора во всем промышленно развитом мире.

1939-1945. Вторая мировая война

Topical Press Agency / Getty Images

Во время войны вопрос ресурсов всегда стоит остро. Переработка снова стала главным трендом в обращении с отходами. «Больше металла — больше оружия», «Лом поможет нам в войне — разделяй медь, железо и алюминий», «Помоги отправить Гитлера в помойку, сберегая бумагу и металл» — такие плакаты массово выпускались в СССР, США, Великобритании. Собирались даже старые жир и масло от готовки — их использовали для изготовления амуниции.

1955. Жить выбрасывая

Peter Stackpole, 1955.

Журнал «Лайф» выпускает эпохальную статью об «одноразовой жизни» (Throwaway living — буквально «жить выбрасывая»). На знаменитой иллюстрации — типичная американская семья: муж, жена и нарядно одетая дочка с радостными лицами раскидывают во все стороны разнообразные одноразовые предметы — вазы, салфетки, памперсы, контейнеры для еды, полотенца, нагрудники для младенцев, собачьи миски и даже искусственных гуся и утку для охотников. Подпись гласит: «Чтобы почистить предметы на фотографии, потребовалось бы сорок часов труда — но теперь хозяйке не придется об этом беспокоиться».

Для многих людей «одноразовая жизнь» так и осталась несбыточной мечтой, многие, кому она оказалась доступна, через несколько десятилетий в ней разочаровались. Но долгие годы именно эта мечта о своеобразном домашнем рае (жизнь в окружении девственно-чистых, прекрасных вещей, которые никогда не постареют, потому что завтра их уже сменят новые) вела западные страны ко все большему и большему наращиванию производства и потребления — и, соответственно, к драматическому увеличению количества отходов.

Конец 1960-х — начало 1970-х. Пробуждение экологического сознания

Люди, заставшие детьми Вторую мировую, гонку вооружений, Карибский кризис, выросли с осознанием, что мир наш очень хрупок, а уничтожить его — легко. Подъем общественного интереса к природе в 1970-х идет сразу по всем фронтам: выходят знаковые книги и фильмы, создаются правительственные и неправительственные природозащитные организации, принимаются законы об охране окружающей среды.

Сериалы Дэвида Эттенборо.

Несмотря на мощный подъем экосознательности, мусор оставался непопулярной, теневой темой, о которой мало хотелось говорить, а еще меньше — вкладывать в нее деньги. Тем не менее подъем цен на энергоносители заставил людей задуматься о конечности, ограниченности ресурсов. Может быть, мы что-то выкидываем зря и пришла пора поискать у себя под ногами? Кроме того, десятилетия «одноразовой жизни» не прошли для богатых стран Запада даром: полигоны у крупных городов начали медленно, но верно переполняться.

1974. В США открывается первая сеть сбора макулатуры

Tree Hugger («обнимающий дерево»). Позднее к ней присоединяются другие, собирающие стекло, пластик, металл. Родившись в виде множества отдельных частных инициатив, сбор вторсырья к концу декады начинает превращаться в индустрию. Германия и другие европейские страны подтягиваются к процессу чуть позже — в начале 1980-х. Они тоже начинают с макулатуры (не последнюю роль тут сыграло случившееся в те годы масштабное вымирание европейского леса).

Примерно то же время. В США открываются первые предприятия по сортировке и переработке пластикового вторсырья

Пластик сортируется вручную: люди стоят у конвейерной ленты и выбирают каждый свою фракцию: кто-то — бутылки; кто-то — пластиковые ящики; кто-то — канистры или куски пленки. Предварительно отсортированный пластик дробится и отправляется на следующий этап сортировки. К примеру, методом флотации: дробленые частицы бутылок прямо с крышечками помещаются в резервуар с водой, после чего частицы ПНД, из которых состоят крышечки, всплывают, а ПЭТ-частицы — опускаются вниз. Потом пластик перерабатывается на вторичное сырье: гранулы или флекс (тонкие нити, по виду напоминающие сахарную вату). Их можно продавать производителям, которые добавят их в «свежий», первичный материал.

Интермедия: в это время в СССР

В написанном в 1983 году романе Владимира Войновича «Москва 2042» герой с помощью машины времени попадает в МОСКОРЕП, коммунистическую Московскую Республику будущего. Чтобы поесть в ресторане или сходить в «государственный экспериментальный публичный дом», жители МОСКОРЕПа обязаны сдавать «вторичный продукт». Все вокруг увешано лозунгами типа: «Кто сдает продукт вторичный, тот питается отлично» и даже «Кто сдает продукт вторичный, тот сексуется отлично». В публичном доме к герою никто не приходит — «сексоваться» предполагается одному, глядя на тот самый плакат.

Мотив этот, конечно же, высмеивает низкий уровень жизни, типичный для стран соцлагеря. Но одновременно в нем содержится и указание на еще одну, весьма важную особенность СССР — широкую, практически всеохватную сеть переработки вторсырья.

В Москве 1952, 1962, 1982 года собиралось все: макулатура, текстиль, металл. «Биосырье» собирали в большие чаны — оно шло в колхозы, на питание свиньям. Люди перешивали и перелицовывали старые вещи. Процветало и ремесло, тогда безымянное, ныне именуемое апсайклингом, — изготовление ковриков из старых тряпок, а также подставок для карандашей из ярких импортных баночек от пива и кока-колы. За собранные килограммы макулатуры можно было получить талончики на покупку дефицитных книг — многие помнят томики Дюма и Фенимора Купера, приобретенные именно таким образом.

Отдельной отраслью был прием бутылок. Бутылки от молока, пива и вина не перерабатывались после каждого использования (как это делается сейчас), а просто мылись и заполнялись заново. Стоила тара немало: сдав бутылку от минералки, можно было заработать 12 копеек (килограмм картошки, школьная тетрадка или пара поездок на общественном транспорте). Андрей Мадьяров: «О том, какое это было выгодное дело, говорит хотя бы тот факт, что должность смотрителя пляжа считалась блатной, «хлебной» — собирая выкинутые людьми бутылки, можно было за пару сезонов заработать на машину. Слышал я и такую историю: в одном из городов СССР по квартирам ходил человек, который якобы брал «пробу газа»: просил набрать в бутылочку газа из плиты, закрутить бутылочку и отдать ему. Делалось это, конечно, не ради газа, а ради самой бутылочки, чтобы таким образом ее выманить у людей! Сам факт наличия такой городской легенды демонстрирует, насколько выгодным был сбор тары».

8 декабря 1991 года СССР распадается на пятнадцать независимых государств. О мусоре теперь мало кто задумывается: у России и ее соседей по СНГ слишком много других проблем. Впрочем, даже если бы госсистема сбора вторсырья и пережила распад породившей ее страны, она все равно не выдержала бы столкновения с диким миром рынка — мириадами баночек, коробочек, бутылочек и пакетов разной формы, расцветки и химического состава. Раздельный сбор и ресайклинг в СССР приходят в практически полный упадок. Возрождаться они начнут только спустя почти двадцать лет — и на этот раз не «сверху», а «снизу», усилиями активистов, волонтеров и экологических организаций.

1981. Американские пионеры раздельного сбора

Теперь давайте вернемся на Запад. К началу 1980-х мусорный кризис в США уже цвел вовсю, и цены на захоронение отходов постоянно росли. Один из политиков городка Вудбери (пригород Филадельфии), надеясь сократить расходы, проталкивает на голосовании идею обязательного раздельного сбора мусора. Жители приходят в бешенство: они бойкотируют политика-активиста, оскорбляют его на улицах, а кое-кто даже сгружает весь свой мусор прямо ему на лужайку. Но спустя всего пару месяцев люди замечают, что собирать отходы раздельно в общем-то вовсе не так сложно. А когда выясняется, что за остаток года Вудбери сэкономил на утилизации больше 30 тысяч долларов, жители начинают обожать свою новую программу.

Вскоре по пути Вудбери идет и другой пригород Филадельфии — Перкаси… Стоп-стоп, какое нам вообще дело до маленьких американских городков? А вот какое. Опыт Вудбери показывает, как быстро люди могут изменить отношение к нововведениям, если те приносят им пользу. Кроме того, в Вудбери и Перкаси впервые наметились два принципа мотивации населения, которые спустя десятилетия будут применяться и в США, и в европейских странах.

Один из них — контроль. В Вудбери были наняты «мусорные контролеры», которые проверяли мешки с отходами. Если в «обычном» мешке находилось что-то пригодное для переработки (например, бумага), на него наклеивали предупреждение и не вывозили.

В Перкаси использовали другой метод — денежную мотивацию. Обычно жители этого пригорода платили коммунальным службам около одного доллара за вывоз одного мешка мусора. Сырье, пригодное для переработки, оператор забирал бесплатно. Таким образом, чем больше человек вынимал из «обычного» мешка и перекладывал в «ресайклинг-мешок», тем меньше «обычных» мешков у него набиралось и тем больше он экономил.

1986. История корабля «Кайен Си»

Есть такой нехороший вид дачников: вместо того чтобы собственными усилиями разобраться с мусором на участке, они подкидывают мешки и бутылки под забор соседу. К сожалению, то же самое нередко случается и на межгосударственном уровне: богатые страны всеми силами пытаются сплавить свои отбросы в страны бедные. Эта порочная практика получила название «мусорный колониализм». Особо неприятный ее подвид — так называемый колониализм токсический, когда под забор к бедным соседям суют не просто мусор, а отходы повышенной опасности.

Классический пример — история грузового корабля «Кайен Си» (Khian Sea). В сентябре 1986-го этот мощный сухогруз вышел из порта города Филадельфия, везя на борту четырнадцать тысяч тонн золы с местных мусоросжигательных заводов (изначально ее собирались отправить на полигон в соседний штат, но тот и сам страдал от мусорного кризиса, так что принять еще одну порцию отходов отказался). Наниматель «Кайен Си», мусорный оператор штата Пенсильвания, планировал захоронить токсичную золу на частном искусственном острове в водах Багамских островов. Но власти Багам оказались не в восторге от этой идеи. «Кайен Си» развернули на границе и отправили в кругосветное путешествие — в переносном и прямом смысле: в последующие два года корабль обойдет с десяток бедных государств Атлантического океана в надежде хоть где-нибудь пристроить токсичный груз. Груз, кстати, не единожды менял название: начав свою жизнь как «зола от мусоросжигания», он вскоре (увы, лишь на бумаге) превратился в «строительные отходы», а затем — в «удобрение». Сам корабль тоже менял имена — с «Кайен Си» на «Фелиция» и «Пеликан», — но, куда бы он ни прибывал, весть о том, что находится на борту, летела впереди. Из некоторых портов команду выгоняли под дулом пистолета.

В итоге часть золы удалось незаконно сбросить на пляже в Гаити (оттуда она спустя много лет разбирательств торжественно была возвращена в Филадельфию). Большую часть выгрузили прямо в море где-то между Африкой и Китаем.

Этот случай, пожалуй, символически вмещает всю историю отношения к мусору в предыдущие пару десятилетий: куда бы его деть, да побыстрее, и чтобы не отсвечивал. Возможно, именно из-за этой типичности, знаковости кейс «Кайен Си» стал одним из факторов, подтолкнувших подписание так называемой Базельской конвенции — соглашения, регулирующего движение токсичных отходов из богатых стран в страны третьего мира.

Забегая вперед, скажем: наивно было бы думать, что едва «токсический колониализм» запретят на бумаге, он тут же прекратит существование и в реальности. Вредный электронный мусор до сих пор незаконно вывозят из Европы и США в Азию и Африку (подробнее об этом читайте ниже), а в Россию все 2000-е годы в промышленных масштабах ввозили ядерные отходы с европейских атомных станций. Да, формально «Росатом» закупал гексафторид урана как «ценное сырье», но стоимость этого сырья (сравнимая с ценой на туалетную бумагу) сама по себе говорит о многом. Формально сырье должно было быть дообогащено на территории России и возвращено стране-отправителю, но, согласно данным Гринпис, большая часть его оставалась на территории России. Опасность представляла и сама транспортировка радиоактивных отходов по России из портов к местам «дообогащения» — многие помнят скандал с радиоактивным вагоном, который нашелся без охраны на станции Капитолово в Ленинградской области. Ввоз отработанного ядерного топлива в Россию был прекращен только в 2010 году — во многом благодаря усилиям Гринпис и их коллег из других экологических организаций.

1980. Знакомимся с диоксинами

О вреде мусоросжигания люди всерьез задумались ужасающе поздно — только ближе к 1960-м. Первые ограничения, налагавшиеся на МСЗ, касались не столько выбросов вредных веществ, сколько шума и запаха. Прикрутил трубу повыше — и сжигай что душе угодно! Только в конце 1980-х стало известно, что эмиссии от сжигания пластика содержат опаснейшие токсичные вещества: диоксины и фураны.

Диоксины — одни из самых мощных токсинов, известных человечеству. В высоких концентрациях они канцерогенны, в концентрациях пониже — могут приводить к нарушениям эндокринной, иммунной и репродуктивной систем, а также вызывать внутриутробные пороки развития. Опасны даже совсем небольшие количества диоксинов, потому что эти вещества — так называемые кумулятивные яды: со временем они накапливаются в организме и очень медленно разлагаются (период полураспада в организме человека составляет 7–11 лет). Причиной выброса диоксинов в атмосферу могут быть разные технологические процессы и даже природные катастрофы вроде извержений вулканов. Но до конца 1980-х, когда эмиссии от МСЗ по сути не контролировались, именно мусоросжигание было основным источником этих ядов — оно отвечало примерно за 80 % всех диоксинов в атмосфере Земли.

1991. Германия принимает закон об ответственности производителя за сбор и переработку упаковки собственной продукции

Возникает сеть Duales System Deutschland (DSD) — «дуальная», параллельная обычной городской система сбора мусора. Люди бесплатно получают так называемые желтые мешки, в которые можно сложить использованную упаковку. В отличие от простого мусора, вывоз которого немцы оплачивают сами, желтые мешки бесплатно (то есть за счет производителей) забирает DSD. Потребителю платить вообще не нужно, сколько бы у него ни набралось мешков с баночками от йогурта, обертками и пленкой. Такая система автоматически мотивирует людей на сбор упаковки — ведь, отделяя ее, можно сэкономить на вывозе остальных отходов.

1995. В США опробуют альтернативный вид сбора вторсырья — однопоточный

Все, что можно переработать, — бумага, стекло, металл, пластик — сдается в одном мешке. С одной стороны, такую систему легче ввести: фирмам не нужно устанавливать сразу много контейнеров во дворах, а людям — несколько емкостей для мусора у себя дома. С другой стороны, с однопоточным сбором связаны значительно большие (до +30) затраты на сортировку. Андрей Мадьяров: «В принципе, можно из совсем не отсортированного мусора, из общего потока, который попадает в мусоропроводы и бачки, достать пригодное для переработки сырье. Так сейчас делает, к примеру, компания «Спецтранс» в Петербурге: машина приезжает, забирает мусор и отправляет на сортировочную станцию. Но при таком режиме работы выход ресурсов очень небольшой — всего лишь около 4 %. Страдают многие материалы: бумага, запачканная органикой, уже в переработку не годится, стекло по дороге на станцию превратится в бой. Плюс для обработки неотсортированного мусора нужно больше конвейерных линий, больше времени… В общем, для того, чтобы переработка была успешной и рентабельной, нужно, чтобы все основные фракции вторсырья –— бумагу, пластик, стекло — люди отделяли сами».

1996. Европейская компания Titech cоздаёт первую машину оптической сортировки мусора

Теперь, чтобы отсортировать пластиковые отходы на ленте, не нужны работники, которые будут смотреть на их маркировку. Инфракрасные лучи способны быстро и эффективно различить между собой ПЭТ, ПП, ПВХ и другие виды пластика, а также бумагу, стекло, строительный мусор. Интересно, что заказчиком разработки выступила норвежская компания — производитель соков. Перед выходом на немецкий рынок ей нужно было обеспечить сбор и переработку своей упаковки согласно закону 1991 года.

Главный минус технологии — дороговизна, поэтому оптические сортеры до сих пор есть далеко не на всех сортировочных предприятиях.

1998. Россия принимает федеральный закон № 89 об обращении с отходами

В этом законе есть многое: и порядок обращения с токсичными отходами, и аналог европейской системы ответственности производителя (производители должны организовать возврат своей упаковки либо заплатить так называемый экологический сбор). К сожалению, работать этот прогрессивный закон начнет далеко не сразу. Отдельные экосознательные компании (например, «Балтика») примут идею ответственности производителя всерьез, но большинство ее просто проигнорируют, а первые экологические сборы, по данным Гринпис, начнут поступать в казну лишь через пятнадцать с лишним лет — в середине 2010-х.

1999. Евросоюз принимает новые требования к работе мусорных полигонов

Токсичный мусор в ЕС теперь можно отправлять только на полигоны «особого назначения», нельзя захоранивать автомобильные шины и медицинские отходы. Не рекомендуется отправлять на полигоны и биологический мусор: очистки, объедки, отходы животноводства и сельского хозяйства. Само по себе «биосырье» безобидно, но, разлагаясь на полигоне, оно выделяет метан — горючий и взрывоопасный газ, который помимо всего прочего обладает огромным парниковым коэффициентом (нагревает атмосферу в 28–36 раз сильнее, чем обычный углекислый газ). Что же советуют делать с биосырьем? Теоретически его можно было бы жечь, но горит оно плохо. Оптимальных методов, с точки зрения Евросоюза, два: компостирование и производство биогаза.

С компостированием многие из нас знакомы не понаслышке, ведь компостная куча — маст-хэв почти любого приличного садового участка. Находясь во влажных условиях с доступом кислорода, растительные отходы разлагаются бактериями, а в результате образуется природное удобрение — компост, богатый гумусом и прочими важными для растений веществами.

Биогаз тоже производится бактериями, но в анаэробных (без доступа кислорода) условиях. Собственно, биогазовая установка — тот самый «биореактор» , в который в фантастической литературе сбрасывают неугодных. Отбросы помещают в бак, где их пожирают бактерии. Бактерии выделяют метан, который можно использовать для производства тепла или электричества — и вуаля, наш звездолет вновь летит вперед. Один из плюсов такой техники — биореакторы могут быть самого разного размера: от крупных, промышленных, до маленьких, рассчитанных на одну семью. Неугодные туда, конечно, уже не поместятся — зато 10 литров пищевых отходов в день или 15–20 литров навоза домашних животных такие мини-установки переработают без проблем.

2000. И снова диоксины

EPA выпускает новый доклад о диоксинах. Как выясняется, ситуация значительно хуже, чем казалось ранее. Ученые долгое время полагали: коль скоро уровень диоксинов в атмосфере развитых стран снижается (а он и вправду снижался все 1990-е годы – благодаря вводу более жестких стандартов на эмиссии от МСЗ), значит все хорошо и становится только лучше. Теперь выясняется, что вред, наносимый диоксинами, был сильно недооценен. По новым данным, около 7 % смертей от онкологических заболеваний в развитых странах могут быть связаны именно с хроническим воздействием этих веществ. Публикация отчета EPA вызывает резкую волну протестов против мусоросжигательных заводов в США и Европе. Западные страны вводят новые, более жесткие требования к фильтрам, улавливающим вредные вещества.

2005. Германия ограничивает использование полигонов

Следуя директиве, выпущенной Евросоюзом шестью годами ранее, ФРГ закрывает необработанному мусору путь на полигоны. Большую часть отходов собирают для переработки, около 40 % сжигают, и на захоронение отправляют только золу от МСЗ и предметы, которые физически нельзя сжечь.

К этому моменту от использования полигонов для необработанного мусора отходят и Швеция, и Япония, и Сингапур. Глядя на эту успешную компанию, можно предположить: раз они отказались от захоронения, значит метод этот плох по определению. Может быть, полигоны — абсолютное зло и единственное, что остается развитым государствам, — любой ценой от них избавиться?

Это не совсем так. Да, мусорные полигоны — невыгодный способ обращения с мусором: скорее отсутствие решения, чем само решение. Но, во-первых, на данный момент их существование неизбежно: даже если весь мусор, оставшийся от переработки, сжигать (как делают Германия и Швеция), золу от сжигания все равно придется где-то захоранивать. Во-вторых, грамотно организованный, соответствующий современным санитарным нормам полигон вполне может вписаться как в экосистему, так и в жизнь большого города.

Германия. Becker & Bredel / ullstein bild / Getty Images

Чтобы выяснить, какими должны быть «полигоны здорового человека», давайте для начала разберем проблемы, связанные с этим методом утилизации.

Проблема первая, невидимая глазу: протечки. Дождь, проходя через слои мусора на полигоне, собирает токсичные продукты разложения отходов. Получается ядовитая черная жидкость — фильтрат, который может отравить почву и воду по соседству. На современных полигонах эту проблему решают, выкладывая ячейки для мусора специальным изолирующим материалом. Кроме того, на дне полигона устанавливают систему сбора фильтрата, которая откачивает его на поверхность, где его можно собрать, чтобы потом безопасно утилизировать.

Проблема вторая, хорошо заметная: накопление свалочного газа. Свалочный газ — это смесь из метана (CH4) и углекислого газа, с небольшими добавками аммиака, сероводорода и других веществ. Метан горюч и взрывоопасен, известны случаи, когда его относило со свалок и полигонов ветром и он взрывался, в результате чего происходило разрушение домов, а люди получали травмы. Он может «путешествовать» и по почве, скапливаясь в зданиях, находящихся рядом с полигоном или свалкой. Именно возгорание метана, как правило, является причиной пожаров на полигонах. А они особенно опасны тем, что в качестве «дров» выступает пластиковый мусор, который при сгорании выделяет в воздух диоксины и фураны.

Впрочем, свалочный газ вреден, даже если не взрывается и не горит. Во-первых, запах от него (в основном от входящего в его состав сероводорода) серьезно ухудшает качество жизни живущих рядом людей, а относ газа в больших количествах приводит к отравлениям. Кроме того, основной его компонент — метан — один из самых мощных парниковых газов: примерно в 30 раз мощнее «обыкновенного», принятого за стандарт климатического воздействия, СО₂.

Несмотря на всю серьезность проблемы свалочного газа, решение для нее имеется. Полигон или свалку накрывают сверху (землей или изолирующим материалом) и собирают вырабатывающийся свалочный газ через систему труб и колодцев.

После этого можно либо сжечь свалочный газ с помощью газового факела (этот метод наименее выгоден, но и он приносит пользу: устраняет риск неконтролируемого возгорания и снижает парниковый эффект, превращая метан в менее мощный СО₂), либо использовать его как природный — для обогрева и выработки электроэнергии. Такая технология называется «метан в энергию» и активно используется во всем мире — системы сбора свалочного газа установлены практически на всех крупнейших полигонах планеты: в Дели, Инчхоне (Южная Корея), Мехико, Лас-Вегасе, Шанхае и даже на открытой свалке в Лагосе в Нигерии. По данным «Нью-Йорк Таймс», в некоторых регионах США сбор свалочного газа уже дает больше энергии, чем солнечные батареи.

Пример полигона, соответствующего современным нормам, — «Пулау Семакау» в Сингапуре: на склонах отведенного под мусор острова организован коралловый заповедник, который, с одной стороны, ценен сам по себе, а с другой — служит индикатором того, что полигон функционирует без протечек.

Фрешкиллс. Alamy / ТАСС.

И еще один важный момент: полигон не вечно остается ничьей землей и царством мусора. После того как он закончит работу, его можно рекультивировать, засыпав землей, засадив деревьями и превратив, к примеру, в парк. Именно это сейчас происходит в США с гигантским полигоном «Фрешкиллс», который пятьдесят лет — до 2001 года — принимал отходы Нью-Йорка.

2009. Европейский союз принимает Директиву по возобновляемой энергии

Эта директива требует, чтобы к 2020 году по крайней мере 20 % всей энергии поступало из возобновляемых источников. Это приводит к стремительному увеличению количества биогазовых станций в Европе: с 6 тысяч в 2009 году — к почти 18 тысячам в 2016-м. На данный момент крупнейший мировой производитель биогаза — Германия, но вообще-то биогазовые станции — чисто европейский тренд. Немалую роль играет биогаз в энергетике США. В Швеции с помощью биогаза запитывают поезд, курсирующий между Линчепингом и Вестервиком, и больше 15 % всего автобусного парка страны. В Индии популярны небольшие биогазовые установки, а в Бразилии с помощью станций биогаза перерабатывают так называемую барду — отходы от производства спирта из сахарного тростника.

Robert E. Klein / AP.

2000-2010. Старт возрождения раздельного сбора в России

Начинается все в Петербурге, с мероприятий по уборке мусора, которые проводит волонтерское движение «Мусора.Больше.Нет». К уборке прибавляются акции по сбору вторсырья у населения. Постепенно эта практика захватывает другие города. Опыт акций аккумулируется, и вскоре появляются группы энтузиастов и организации, на ежедневной основе занимающиеся сбором вторсырья и просветительской работой. Объемы перерабатываемого пластика, стекла и бумаги не так велики, ведь работают эти первые организации без правительственной поддержки, без рекламы и инвестиций. Но главное в другом: им удается за короткое время изменить общественное мнение. Из экзотического развлечения ресайклинг и раздельный сбор снова возвращается в мейнстрим.

Юрий Белинскии / ТАСС.

2011. Скандал с незаконным вывозом е-мусора из Британии в Африку.

Электроники в мире в наши дни производится огромное количество, и объем этого сектора только растет. Мы не только вводим в обиход новые бытовую технику и гаджеты, но и чаще меняем те приборы, что у нас имелись раньше.

Ведь купить новую микроволновку или телефон, может быть, проще, а иногда и дешевле, чем отремонтировать старые. Во многом виновато «запланированное устаревание»: современная электроника просто не рассчитана на то, чтобы ее можно было передать по наследству детям; да что там — даже на то, чтобы она исправно служила нам самим свыше 5 лет. И если раньше одним компьютером или телевизором человек пользовался лет по 6-7, а то и 10, то сейчас — по 3-4 года, аналогичным образом сократился и средний срок жизни телефонов. Учитывая все это, неудивительно, что объем е-мусора (то есть отработавшей электроники) растет пугающими темпами. Сейчас мир выкидывает около 45 мегатонн е-мусора в год — по весу это четыре с половиной Эйфелевой башни или весь годовой российский экспорт зерна.

Е-мусор относится к классу токсичных: свинец, кадмий, ПХБ — далеко не полный список прелестей, которые могут скрываться в каком-нибудь старом мониторе. Поэтому движение убитой техники через границу, по идее, регулируется Базельской конвенцией. «По идее» — потому что в реальности контролировать международный поток е-мусора очень сложно. Работающую технику секонд-хенд в бедные страны вывозить можно, а как «на глазок» отличить безнадежно сломанный компьютер от потрепанного, но пригодного к работе? Тем более это сложно, когда дело попадает в руки бюрократов, которые самой техники не видят, а руководствуются лишь цифрами на бумаге.

Thomas Imo / Photothek / Getty Images.

Именно это слабое место конвенции используют десятки фирм, которые нелегально собирают е-мусор на станциях переработки и отправляют его под видом подержанной техники в страны Африки и Азии. Одну из таких схем раскрыли в 2011 году в Великобритании сотрудники международного Агентства экологических расследований. Установив маячки на заведомо не работающие телевизоры (то есть такие, которые по Базельской конвенции подлежали утилизации только и исключительно в родной стране) и сдав их в переработку, работники вскоре поймали сигналы, идущие с Африканского континента — из Нигерии и Ганы.

Кстати, Гана — довольно очевидный пункт назначения: именно там расположена одна из крупнейших свалок электронного мусора в мире: Агбоблоши. На ней живут и работают много тысяч людей, которые находят пропитание, добывая из мусора пригодные к переработке материалы (в е-мусоре содержатся ценные металлы). Некоторое время назад свалка наделала шуму в западных СМИ — сразу много изданий опубликовали фотографии голых по пояс людей, стоящих над ямами с горящими проводами. Зрелище действительно более чем адское, и Агбоблоши тут же стала символом «токсического колониализма»: утверждалось, к примеру, что туда каждый год ввозят более 250 сотен тонн е-мусора и весь он идет из Америки и Европы. Исследование ООН, проведенное в 2012 году, показало, что все не так однозначно. Условия в Агбоблоши действительно ужасны, здоровье работающих там людей разрушается с каждым днем, проведенным в токсичном дыму. Но из западных стран приходит только около 15 % тамошнего е-мусора. Большая часть микроволновок, компьютеров и телевизоров на фотографиях с Агбоблоши — родом из самой же Африки.

2012. Евросоюз выпускает Манифест экономики замкнутого цикла

Экономика замкнутого цикла (ЭЗЦ) — это новый вид хозяйствования, который должен (если человечество не уничтожит себя еще до этого) прийти на место старой, линейной схемы «произвел — использовал — выкинул». Ценность товаров и материалов в ЭЗЦ сохраняется как можно дольше. Ресурсы используются экономно, количество отходов уменьшается. Товары проходят множество циклов использования либо перерабатываются после использования — и вливаются в экономику снова. В общем, как пел Элтон Джон в саундтреке к «Королю Льву», «не должен ты брать больше, чем даешь, — в бесконечном круге жизни».

Как же добиться этих прекрасных изменений? Во-первых, нужен экодизайн продуктов: их надо производить с прицелом на то, чтобы использовались они дольше, ремонтировались — легче, а в конце использования — перерабатывались во что-то еще. Во-вторых, необходима оптимизация промышленности: она должна эффективнее использовать ресурсы и создавать меньше отходов. Важны и просветительская работа среди населения, и повышение доли вторичного сырья в новой продукции (сейчас вторсырье в Европе составляет только 10 % от всех используемых материалов), и научные исследования, посвященные мусорным потокам. В общем, «экономика должна быть экономной», а еще важно перерабатывать вторсырье по максимуму и заглядывать вперед не на пять, а на десять, двадцать, тридцать лет.

2013-2014. Мусорная реформа в России

К середине 2010-х годов раздельный сбор по принципу «корни травы» уже организован во многих городах России. Объемы пока невелики, ведь занимаются им волонтеры либо малый бизнес, которому отчаянно не хватает инвестиций. Тем временем страна плавно входит в мусорный кризис. Многие полигоны около крупных городов уже переполнены. Подавляющее большинство не соответствует санитарным нормам: нет систем сбора фильтрата, установок сбора свалочного газа (дегазации). В середине 2013 года принимается новая Комплексная стратегия обращения с ТКО (твердыми коммунальными отходами), а в декабре 2014 года принимается закон № 458-ФЗ — комплекс поправок к старому «мусорному» закону 1998 года. Согласно ему, в течение ближайших лет субьекты Федерации должны перейти на новые принципы обращения с отходами. В каждой из областей, в Москве, Севастополе и Санкт-Петербурге должны появиться так называемые региональные операторы — компании, которые будут обеспечивать вывоз, переработку мусора и его утилизацию. Субьекты Федерации должны разработать так называемые территориальные схемы — планы, в которых указаны пути движения мусора и его объемы, — и региональные программы, содержащие планы государственных и частных инвестиций. В приоритете госполитики — сокращение отходов и их переработка. В общем, примерно то же самое, что в европейской экономике замкнутого цикла — правда, пока не очень понятно, каким образом все эти нововведения будут внедряться на местах.

2017-2018. Острая фаза мусорного кризиса в России: ситуация в Волоколамске

В июне 2017 года во время прямой линии с Путиным жители Балашихи жалуются на невыносимый запах от самого большого подмосковного полигона «Кучино». Президент распоряжается, чтобы полигон немедленно закрыли. Сказано — сделано: «Кучино» закрывают в рекордные сроки. Проблема в том, что тысячи тонн отходов, которые вывозят из Москвы каждый день, никуда не исчезли: их нужно где-то захоранивать. Так как «Кучино» выбыло из игры, мусор везут на полигон «Ядрово» в Волоколамске.

Он не рассчитан на дополнительные мощности, и вскоре в городе начинаются проблемы. Жители жалуются на невыносимый запах от полигона. В марте 2018 года ситуация становится критической: более 50 детей одновременно попадают в больницу, и местные жители абсолютно убеждены: отравил детей именно свалочный газ. В Волоколамске начинаются массовые волнения, подают иски, глава города отправлен в отставку. На полигоне «Ядрово» возводят голландскую установку сбора свалочного газа (ту самую, наименее выгодную — с газовым факелом). Тем не менее запах не уходит полностью. По данным DW.com, в 2019 году жители Волоколамска по-прежнему страдают из-за запаха от полигона, и как ситуация будет развиваться дальше — непонятно.

В то же время. Великая война сжигания и переработки

В начале 2017 года компания «RT-инвест», «дочка» «Ростеха», получает заказы на строительство новых мусоросжигательных заводов: трех в Подмосковье и одного в Казани. Жители районов, где планируют запустить МСЗ, выступают против строительства. В обществе разворачивается ярая дискуссия между сторонниками сжигания и переработки. Мусоросжигательные заводы активно рекламируют по телевидению и в интернете.

Но давайте оставим методы дискуссии и перейдем к ее содержанию. Самое поразительное, что аргументы сторон, по сути, не изменились за более чем сто лет — со времени того первого скандала в английском городе Торки. Как и тогда, сторонники переработки беспокоятся за здоровье людей и жалеют упущенную выгоду, а адепты МСЗ напирают на «технологичность», «современность» и «окончательность» (на самом деле — мнимую) решения вопроса.

Чтобы понять, кто тут прав, нужно для начала разобраться, как же работают современные МСЗ.

В главном они ненамного отличаются от старинных деструкторов: мусор сжигают в огромной печи. Разница в том, что теперь печь заметно модернизирована, сверху к ней прикручена очень высокая труба, а на трубу поставлен (в идеале, но не всегда) современный фильтр, улавливающий вредные вещества, образующиеся при сгорании.

Во время сжигания мусора часть его трансформируется в углекислый газ и водяной пар, а часть превращается в золу, причем образуется ее немало: из трех с небольшим тонн мусора может получиться примерно тонна золы. Да-да, МСЗ вовсе не уничтожают мусор, как это иногда подается в материалах в интернете, а только меняют его объем и форму — правда, значительно.

Mark Humphrey / AP.

Около 85 % золы МСЗ — так называемая зола донная. Теоретически ее можно очистить от загрязнений и переработать в бетон или асфальт, но процесс этот не бесплатный, требует вложений энергии. Кроме того, чтобы он вообще имел смысл, нужен покупатель, которого заинтересует итоговый продукт. Если же рынка сбыта для стройматериалов нет, то вся наша тонна золы сразу отправится на тот же полигон, куда попал бы сырой мусор. С той разницей, что сырой мусор можно еще когда-нибудь, в будущем, раскопать и использовать, а откапывать золу — занятие совсем уж малоперспективное.

Впрочем, главная проблема вовсе не в донной золе, а в оставшихся 10–15 % — так называемой золе летучей. Это вещества, которые во время инсинерации (то есть сжигания) поступили в воздух и были пойманы фильтрами. Летучая зола крайне ядовита, ведь по сути это концентрат всей той гадости, что высвободилась во время горения мусора: диоксинов, фуранов, свинца, кадмия, меди и так далее. И эту токсичную смесь — сюрприз! — надо тоже захоранивать на полигонах, причем простой полигон для нее уже не подойдет — нужна специальная площадка наподобие той, что используется для радиоактивных отходов. К примеру, Швеция захоранивает летучую золу со своих многочисленных МСЗ на необитаемом острове в Северном море — контейнеры с золой складируют в бывшей известняковой шахте. По данным Гринпис, в России площадок, подходящих для захоронения летучей золы, практически нет. Одно из немногих подходящих мест — Томский полигон токсичных отходов. Дмитрий Нестеров, эксперт Гринпис: «Несмотря на то что, по идее, для утилизации золы от МСЗ Московской области планируется построить специальный комплекс, сейчас как основной рассматривается вариант, при котором контейнеры будут отправлять именно на Томский полигон, а это три тысячи километров пути через всю Россию».

С работой МСЗ мы более-менее разобрались. Теперь давайте рассмотрим плюсы и минусы этой техники в сравнении с переработкой.

Преимущество МСЗ — резкое уменьшение объема и веса отходов. Действительно, этот способ позволяет очень быстро превратить три тонны отходов в одну, тридцать — в десять или даже меньше. И этой способности сжигания оказывается достаточно, чтобы обеспечить ему популярность, к примеру, в Японии. В стране с плотностью населения выше 300 человек на квадратный километр для полигонов просто физически не остается места, а перерабатывать можно пока далеко не весь образующийся у жителей мусор.

На этом плюсы, увы, заканчиваются, начинаются минусы.

1-й минус:

Эффективность. «Энергия из мусора» — звучит круто, почти как «энергия из ничего». Но по правде говоря, мусор — вовсе не ничто, это огромное количество ресурсов, которые мы уже потратили на производство вещей. Сжигание извлекает лишь малую часть энергии, и только ту, что содержится в самих материалах. Стоимость добычи первичного сырья; труд людей; топливо, потраченное на транспортировку товаров; электричество, которым освещали магазин, где они продавались, — всего этого сжигание нам даже отдаленно не вернет.

Разницу между переработкой и сжиганием можно проиллюстрировать на таком бытовом примере.

Петя и Вася унаследовали каждый по идентичной даче, полной хлама, — не антиквариат, но что-то полезное из завалов извлечь все же можно. Петр решает потратить чуть больше времени и сдать свой хлам фирме, которая прочешет его и выберет все, пригодное для использования и продажи. В результате этого он получает, скажем, 45 тысяч рублей. На следующий день к нему приходят соседи и просят поделиться опытом по расхламлению: у них тоже есть старые вещи на продажу.

Вася идет другим путем. Он не хочет ломать голову и тратить время на звонок в фирму и предпочитает сжечь весь хлам в печи у себя дома. Печка коптит, соседи устраивают пикет перед участком Василия, протестуя против запаха и дыма. Тем не менее ему удается успешно перевести наследство в энергию. Отношения с соседями испорчены, зато Вася не тратил времени, не ломал голову и сэкономил целых 12 тысяч рублей на дровах. Впрочем, из этой суммы примерно 5 тысяч ему придется отдать за дополнительно купленные бензин, дрова и газ: без этого тетушкин хлам горел плохо.

Пример, конечно, шуточный, но он недалек от правды. По данным классического исследования американского экономиста Джеффри Морриса, для большинства материалов переработка позволяет сохранить в три–пять раз больше энергии, чем сжигание, даже с учетом затрат на сортировку мусора и транспортировку готового вторичного сырья к фирмам-производителям. Влажный мусор горит плохо, и чтобы его сжечь, необходимо тратить природный газ. А теми материалами, которые горят хорошо, топить печь зачастую просто не имеет смысла: согласно Гринпис, ресайклинг тонны бутылок ПЭТ способен сохранить в 26 раз больше энергии, чем их отправка на мусоросжигательный завод.

2-й минус:

Стоимость. По данным Гринпис, сжигание — самая дорогая на данный момент технология обращения с мусором. Дмитрий Нестеров: «В строительство МСЗ нужно вложить в два раза больше средств, чем в создание перерабатывающего предприятия. Затраты на эксплуатацию мусоросжигательного завода тоже почти в два раза выше, чем на содержание предприятия, перерабатывающего отходы. Ввод в эксплуатацию МСЗ неизбежно вызовет повышение тарифов для граждан. Причем не только на вывоз мусора, но и на электроэнергию (которую жители страны обязаны будут брать у МСЗ по так называемым договорам предоставления мощности). В общем, получается дотационная, неэффективная система, бремя финансирования которой практически полностью ляжет на плечи простых людей».

3-й минус:

Безопасность. Да, мусоросжигательные предприятия Европы и США совсем не те, что были тридцать и сорок лет назад. По данным EPA, сейчас американские заводы отвечают лишь за 3 % диоксинов в атмосфере страны. Но для такой работы нужно жесткое соответствие сразу множеству требований.

Во-первых, нужно самое современное оборудование, в частности сложные и дорогие фильтры. Если хозяевам МСЗ придет в голову сэкономить на оснащении завода, диоксины будут оседать в легких живущих поблизости людей. А скорее даже — в их желудках (ведь большая часть диоксинов попадает в организм по пищевой цепочке, с мясом и молоком, например, коров, евших зараженную траву). Справедливости ради надо сказать: если вы живете в большом городе и покупаете продукты в супермаркете, диоксины в вашем теле есть и так (результаты исследований, проведенных EPA, показали, что эти вещества присутствуют в организмах жителей всех континентов). Весь вопрос в концентрации: чем диоксинов больше, тем выше вероятность, что они станут причиной проблем.

Во-вторых, для более-менее безопасной работы МСЗ необходимо тщательно сортировать мусор еще до отправки в печь. Батарейки, сломанная бытовая техника, лампы дневного света при сжигании выделяют свинец, хлор и прочие вредные вещества. Чтобы избежать этого, их нужно выбирать из общего потока мусора заранее. Дмитрий Нестеров: «Нужна уже работающая схема сбора батареек, ртутных ламп и прочих токсичных предметов. Выбрать из кучи мусора на самом МСЗ, к примеру, провода ПВХ — практически нереальная задача, а при сжигании они отравят атмосферу».

В-третьих, необходимо идеально соблюдать условия эксплуатации. Нарушения правил при загрузке печи, неправильная ее очистка — и диоксины «убегают» в атмосферу. Кстати, на многих МСЗ в самом плане предусмотрена аварийная труба, через которую при необходимости можно отправлять выхлоп прямо в атмосферу, минуя систему фильтрации.

Ирония в том, что даже при наличии самых современных фильтров, при образцовой работе всех систем и сотрудников на МСЗ сжигание не будет безопасным на 100 %. Аварийная ситуация, пожар — и вредные вещества оказываются в атмосфере. С формальной точки зрения абсолютно безвредны и атомные станции (в отличие от МСЗ, они еще и «зелены»: выработка атомной энергии практически не влияет на климат), но «сферическая атомная станция в вакууме» и «настоящая атомная станция в реальности, где может случиться землетрясение или пожар» — это две совершенно разные вещи.

4-й минус:

Мусоросжигание сдерживает развитие переработки. Точно так же, как это случилось 120 лет назад в английском городке Торки, МСЗ рано или поздно начинают конкурировать за сырье с перерабатывающими предприятиями. По мнению экспертов европейского отделения движения Zero Waste («ноль отходов»), снижение мощностей МСЗ позволило бы большинству европейских стран за шесть месяцев перейти к 80 % переработки мусора, а Германия с ее нынешними 67 % без проблем могла бы добиться и уровня 90 %. Почему это важно? См. пункт 1: эффективность возврата ресурсов.

5-й минус:

Мусоросжигание приводит к изменениям климата. Если не считать сжигания природных ископаемых, инсинерация — наименее «зеленый» вид производства энергии.

6-й минус:

Политический. Технология сжигания не только дорогая, но и централизованно-технократическая. Если раздельный сбор или производство биогаза можно организовать на уровне отдельного хозяйства, поселка, то мусоросжигание — это крупный, очень крупный бизнес, государственные дотации, концентрация власти над окружающей средой в руках маленькой группы людей.

7-й минус:

Минус седьмой, но не последний по значимости: бесперспективность. Речь даже не о том, что мусоросжигание медленно, но верно теряет популярность на Западе (в иерархии методов обращения с мусором, принятой недавно в ЕС, оно находится в «желтой» зоне, то есть значительно менее желательно, чем переработка). Дело в другом: оно не выгодно стратегически. Использование мусора в качестве топлива подразумевает, что этого мусора должно становиться больше — ну или, по крайней мере, не становиться меньше. По сути, мы начинаем производить вещи для того, чтобы потом отправить их в печь, — а потраченных на их производство ресурсов нам уже никто не вернет.

2018. Великий китайский пластиковый бан

Принятый в Китае в конце 2017 года и вступивший в силу в начале 2018-го пакет законов «Национальный меч» ограничил импорт в страну пластикового вторсырья. Воздействие его на европейский, австралийский, американский ресайклинг было сравнимо, простите за каламбур, с ударом меча: многие западные СМИ назвали закон настоящей катастрофой для мировой индустрии переработки.

На протяжении более 20 последних лет Китай импортировал вторичный пластик сразу из множества стран: США, Великобритании, Австралии, Германии. За один только 2016 год Китай принял больше 7 миллионов тонн пластикового мусора (для большей наглядности: 7 мегатонн — это почти 1/8 всего объема мусора, пластикового и прочего, производимого Россией). За прошедшие десятилетия экспортеры пластика настолько привыкли к ситуации «Китай скупит все», что особо не стремились развивать собственные перерабатывающие мощности: пластик собирался у населения, его отправляли за море, в документах ставили галочку «переработано» (именно этим объясняются 54 % якобы перерабатываемого в Великобритании вторсырья — на самом деле, большая часть его просто отправлялась за границу). «Национальный меч» положил всему этому конец. Строго говоря, Китай не то чтобы полностью закрывает импорт мусора — он только ужесточает требования к качеству вторсырья, снижая допустимую планку загрязнения до 0,5 %. Но и это катастрофа для фирм-сборщиков, ведь очистить вторсырье до такого состояния очень сложно, а сделать это дешево и быстро — и вовсе невозможно (для сравнения, чтобы понятно было, о чем идет речь: когда вторичный пластик собирают у населения, коэффициент его загрязненности, как правило, составляет около 15–25 %). В начале 2018 года многим фирмам-сборщикам в Англии и Австралии приходилось за свой счет отправлять собранный пластик на свалку, ведь Китай брать его отказался. До 2030 года он мог бы принять 110 тонн пластикового вторсырья, которое теперь придется куда-то деть. Впрочем, коллапса индустрии сбора в западных странах, который обещали СМИ в прошлом году, пока не случилось. Правда, дело не в том, что странам-экспортерам удалось за какой-то год развить собственные перерабатывающие мощности. Просто поток мусора, шедший в Китай, удалось перенаправить в Таиланд, Вьетнам и другие азиатские страны (один Таиланд за прошлый год, компенсируя «выход из игры» Китая, принял в шесть раз больше пластика, чем раньше). Впрочем, остается открытым вопрос, что же случится, когда и прочие страны Азии откажутся принимать западное пластиковое вторсырье. Таиланд и Малайзия уже обещали сделать это в начале 2020-х годов, и это, на самом деле, довольно скоро.

РОССИЯ

Страна запаздывает с переходом на новую систему обращения с отходами. Во многих регионах проблемы с разработкой так называемых региональных схем. Дмитрий Нестеров: «Многие субъекты Федерации сталкиваются с недостатком финансирования и компетенций. Для того чтобы отдать работу по разработке схемы «на сторону», у них не хватает денег, а собственными силами они этого грамотно сделать тоже не могут. Вместо работающей схемы получается такая отписка, документ для галочки». Ситуация с региональными операторами тоже разнится от субъекта к субъекту. «Некоторые области могут похвастаться образцовой работой операторов — к примеру, в Саранске эту роль на себя взяла компания «Ремондис», и им удалось не только организовать раздельный сбор, но и поменять то, как к нему относится население. Они наладили раздельный сбор в пяти городах, занимаются просветительской работой, проводят мероприятия. К сожалению, это пока скорее исключение, чем правило. Во многих субъектах региональный оператор просто губит уже сложившуюся систему раздельного сбора и переработки, замыкая всю схему обращения с отходами на себя. Например, в Саратове инвестор предложил вместо уже работавшей системы сбора бутылок и макулатуры построить мусоросортировочный комплекс и обещал, что перерабатываться будет 70 % вторсырья. Но это совершенно нереалистичные цифры — без предварительной сортировки такого просто быть не может. Во многих регионах проблемы с ростом тарифов: платить жителям теперь нужно больше, а качество услуг, по сути, не выросло — и люди не понимают, за что они отдают свои деньги».

2019. Январь 2019 года в России

Президент подписывает указ о создании компании «Российский экологический оператор», которая будет отвечать за формирование новой комплексной системы обращения с коммунальными отходами. Что нам это принесет, пока судить сложно: по мнению экспертов Гринпис, у нас еще слишком мало информации о новой системе, чтобы делать о ней какие-либо выводы.

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Мысль о сотнях мегатонн отходов, создаваемых человечеством в год, вызывает депрессию. Плохая новость: ни одному человеку не под силу в одиночку разобрать острова из пластикового мусора в океане. Хорошая новость: каждый из нас способен сократить количество отходов, оптимизировав личное потребление.

Вероника Мадьярова, специалист в области раздельного сбора, Санкт-Петербург: «Улучшить ситуацию с отходами вы можете, даже если у вас нет доступа к системе раздельного сбора и переработки вторсырья. Удобнее всего это сделать, сокращая избыточное потребление и используя вещи повторно. Смотрите, чтобы продукты не пропадали в холодильнике? Здорово! Купили две классные футболки вместо трех «так себе»? Отлично! Починили старую вещь вместо того, чтобы выкинуть ее и купить новую, — замечательно! Делая потребление более продуманным и осознанным, мы можем сэкономить природные ресурсы и заранее уменьшить будущий объем наших отходов».

Мария ГРАНАТШТЕЙН.

Источник: https://esquire.ru/article….CfHRZXA

Новое на сайте экопросвещения ЭКО.ЗНАЙ