Путин и пять сложных вопросов о климате: что вытекает из позиции президента?
На последней пресс-конференции глава нашего государства заявил, что «никто не знает причин глобального изменения климата» и — одновременно — что «мы должны предпринять максимальные усилия для того, чтобы климат драматически не менялся». Разбираемся, что не так с вышеперечисленными утверждениями и что наука на самом деле думает по этому поводу.
О непростых последствиях околонаучных мифов
Ученые часто видятся нам последними людьми, которые могут влиять на политику. Они кажутся чем-то забавно неловким и не принимаемым всерьез циничными политиками. Однако в реальности именно они — посредством СМИ — формируют представления, заставляющие глав государств предпринимать те или иные шаги.
Например, именно чтение научно-популярных брошюр заставило Адольфа Гитлера понять связь между риском рака и курением и к 1941 году принять законы о резком ограничении курения в общественных местах и внедрении больших акцизов на сигареты. Нашему читателю эти законы хорошо известны, потому что не так давно в России скопировали американскую версию нацистской антитабачной политики, и теперь они действуют у нас.
К сожалению, иногда (но редко) в общество через СМИ проникают те идеи из научного сообщества, которые не имеют реальных научных обоснований. В самом научном мире их остро критикуют, но вот в обществе об этих дискуссиях зачастую ничего не знают. Поэтому однажды попавшая в него ложная идея заставляет политиков предпринимать крайне сомнительные шаги.
Например, модная в начале XX века евгеника (учение о необходимости отбора «достойных» размножения особей среди людей) заставила Уинстона Черчилля заявить (тогда он был министром внутренних дел Британии):
Англия оказалась недостаточно расторопной во внедрении этих свежих научных идей, поэтому там такого не было. А вот Гитлер в Германии действовал куда быстрее и успел и стерилизовать, и бросить в лагеря немало людей — с известными результатами.
Еще раз отметим: евгеника активно внедрялась в обществе потому, что была «в трендике», а не потому, что вызывала единогласный восторг в научном сообществе. Там как раз еще при Черчилле сильно критиковали эту сомнительную идею.
Читатель может удивиться: к чему этот экскурс во всем известную со школы историю? Как ни странно, 100 лет спустя мы наблюдаем похожую картину. Дискуссия о глобальном потеплении настолько же «в трендике», как и учение о неравенстве рас или о полезности евгеники век тому назад. И так же серьезно влияет на мировую политику. Поэтому чрезвычайно важно понять: куда на этот раз ученые ведут политиков.
Что планирует руководство России в связи с изменением климата? Будут ли вводить углеродный налог, как того требуют на Западе? Дойдет ли дело до запрета мяса и авиаперелетов, как того требуют передовые отряды западной молодежи? Насколько руководство нашей страны вообще в курсе темы — благо политикам всегда есть чем заняться и никогда нет времени вникать во все детали?
Первый странный тезис: действительно ли причины изменения климата неизвестны?
На последней пресс-конференции Владимир Путин заявил: «Как вы знаете, в Парижском соглашении поставлена задача не допустить роста температуры на 1,5 градуса. Удастся нам это сделать всем вместе или нет — я не знаю, потому что никто не знает на самом деле причин изменения глобального, во всяком случае, изменения климата».
Однако с точки зрения современной науки эта часть пресс-конференции выглядит крайне архаичной. На самом деле, первый человек, который на научной основе смог узнать настоящие причины изменения глобального климата, сделал это еще в 1950-х. Вопреки распространенному заблуждению, открыли глобальное потепление как научный факт не на Западе, а в СССР.
Причем сам первооткрыватель — Михаил Будыко — сделал это до того, как инструментальные наблюдения уверенно показали потепление. В окончательном виде он сформулировал свою точку зрения в 1971 году. Главным фактором в его моделировании был рост концентрации углекислого газа из-за сжигания топлива, который к тому времени уже надежно регистрировался по всему миру.
Созданные Будыко модели показывали, что СО2 — главный парниковый газ, способный сохранять теплыми даже высокоширотные зоны. Ученый предсказал, что антропогенные выбросы углекислого газа могут поднять температуру планеты на величину до трех градусов и что это приведет к резкому сокращению площади арктических льдов.
Напомним: в 1971 году в моде была точка зрения, что планета движется к похолоданию из-за побочных продуктов сжигания углей и иных загрязнителей воздуха. Поэтому, когда Будыко в конце конференции заявил, что глобальное потепление неизбежно, слова его встретил «взрыв негодования». Как вспоминал он сам: «Несколько очень известных ученых [тут же, в конце конференции] выступили, сказав, что человеческая деятельность не может оказать никакого влияния на климат, что изменения климата непредсказуемы и что внедрять в умы такие идеи совершенно недопустимо».
Ученый не отступил, выпустил брошюру с этим докладом. Всего через 18 лет его точка зрения не только подтвердилась (температуры по всей планете пошли вверх), но и дошла до трибун ООН.
Второй странный тезис: может, люди ни при чем, а виноваты процессы во Вселенной?
Еще одно утверждение президента на пресс-конференции звучало так: «В истории нашей Земли <…> было и потепление, и похолодание, и это может зависеть от глобальных процессов во Вселенной. Небольшой наклон оси вращения Земли и ее орбиты вокруг Солнца может приводить и приводила уже в истории нашей планеты к очень таким серьезным изменениям климата на Земле, колоссальным…» И далее: «Посчитать, как современное человечество влияет на изменения глобального климата, очень сложно, если вообще возможно».
Действительно, из палеоклиматологии известно, что потепления и похолодания на Земле происходят постоянно. Но точно так же всегда можно проследить за тем, естественный это процесс или искусственный.
То, что нынешнее изменение климата вызвано именно углекислым газом, а не изменениями в оси вращения Земли и прочими факторами, — установленный научный факт. Современный уровень астрономии позволяет точно определять параметры орбиты нашей планеты и их изменений во времени. И они не показывают ничего, что вело бы к нынешнему потеплению.
А вот посчитать, как именно человек влияет на климат, возможно. Люди выбрасывают в воздух 37 миллиардов тонн СО2, при этом количество этого газа в атмосфере Земли растет на примерно 15 миллиардов тонн в год (чуть более половины «съедают» океан и растения). Все расчеты еще со времен Будыко показывают, что рост содержания углекислого газа на подобную величину должен вести к относительно быстрому потеплению.
Частые возражения — мол, естественные выбросы СО2 гораздо больше антропогенных — основаны на незнании важных фактов. Действительно, биосфера выделяет 439 миллиардов тонн углекислого газа в год. Но поглощает она при этом 450 миллиардов в тот же год — то есть из-за нее подъем концентрации СО2 и потепление происходить не могут.
Все вулканы Земли выбрасывают не более 0,23 миллиарда тонн того же газа в год, то есть в 100 с лишним раз уступают людям по влиянию на климат. Океан, некогда поставлявший СО2 в атмосферу, в последние десятки лет поглощает его больше, чем выбрасывает, — слишком уж много этого соединения человек забрасывает в атмосферу.
В итоге 37 миллиардов тонн антропогенных выбросов главного парникового газа в год — это арифметический факт. И сегодня в мире нет ученого-климатолога, готового отрицать, что именно этот факт — причина глобального потепления.
Подведем итоги: тезис президента «Посчитать, как современное человечество влияет на изменения глобального климата, очень сложно, если вообще возможно» — таким образом, неверен.
Третий тезис: города на вечной мерзлоте и серьезные проблемы
На той же пресс-конференции прозвучали и такие слова главы государства: «… Для нас этот процесс очень серьезным является. <…> У нас, как вы знаете, страна северная, 70 процентов нашей территории находится в северных широтах, у нас есть целые города за полярным кругом, которые построены на вечной мерзлоте. Если она начнет таять, вы представляете, какие последствия здесь могут для нас возникнуть. Очень серьезные».
Так что же, города за полярным кругом могут исчезнуть из-за потепления?
На XX век 11 из 17 миллионов квадратных километров нашей территории и правда были вечной мерзлотой. Однако уже сейчас можно уверенно сказать, что само по себе ее таяние не ведет к катастрофе.
Дело в том, что это только в нашем воображении мерзлота выглядит монументальной и вечной платформой, на которой спокойно стоят полярные города. В действительности фундаменты на вечной мерзлоте и так стабильно подвержены колебаниям. Летом она слегка оттаивает, зимой — опять промерзает. К тому же поток тепла от зданий способен растопить часть мерзлоты и нарушить стабильность здания.
Более того, такие сезонные колебания даже в тундре зачастую ведут к бугристому пучению — даже в районах, где никакого постоянного таяния мерзлоты пока нет. Наконец, как хорошо видно на карте, большинство городов в зоне вечной мерзлоты в России находятся там, где в ней есть талики — безмерзлотные зоны.
Та же Байкало-Амурская магистраль вообще пролегает в зоне островной мерзлоты — здесь она под железной дорогой есть, а через сто метров — нет. Тем не менее БАМ работает, наглядно показывая, что никакой катастрофы при размораживании мерзлоты — периодически случающейся под работающей железной дорогой — не происходит.
Фундаменты в таких районах уже приспособлены к периодическим колебаниям и подтаиваниям мерзлоты, поэтому строят их по другим принципам, не так, как южнее. Это либо сваи глубокого залегания, либо даже опоры с искусственным охлаждением грунта вокруг них (во избежание сезонного размораживания и пучений).
Все это значит, что сегодняшнее таяние мерзлоты лишь в редких случаях может привести к необходимости в ремонте зданий в зоне мерзлоты. В большинстве случаев процессы протекают настолько плавно, что раньше истечет срок эксплуатации самого здания – и настанет время строить новое. Кстати, после таяния мерзлоты строительство зданий в большинстве случаев заметно упрощается.
Разумеется, эти плавные и постепенные изменения следует учитывать. А равно и то, что они в любом случае не могут затронуть более двух процентов населения России. Да, две трети нашей страны — вечная мерзлота, но живут там только две сотых нашего населения. И это исчерпывающе демонстрирует, чем, на самом деле, следует считать таяние вечной мерзлоты в местных условиях. Очевидно, потепление сделает северо-восточные 11 миллионов квадратных километров более пригодными для жизни, чем сегодня.
Четвертый тезис: в Москве теплее, на юге — опустынивание?
Еще одно утверждение Путина на все той же пресс-конференции: «Кроме того, где-то становится, может быть, теплее, вот как сейчас в Москве рекорды очередные мы устанавливаем по температурам, но это может привести к опустыниванию некоторых территорий, и нас это касается напрямую».
Так ли это? Да, климат Москвы за последние десятки лет резко потеплел — как и Волгограда, и вообще любого крупного города России. В 1969-1978 годах средняя температура в столице была плюс 4,8 °C, а в 2009-2018-х — плюс 6,6 °C. Плюс 1,8 градуса за 50 лет — очень много.
Такие температуры в 70-х были на юге Тульской области, то есть Москва за полвека климатически «переехала» на треть тысячи километров южнее. Дело дошло до того, что в ней даже завелись хомяки, в норме нетипичные для этих мест. В основном теплеет зима: если в 1970-1987 годах зим с морозами сильнее минус 30 °C было шесть, то в 1988–2018-х — одна.
Хорошо это или плохо, зависит от того, кто вы. Если шведская девушка — однозначно плохо. Если вы житель Москвы — скорее хорошо: вероятность прожить дольше с потеплением растет.
Но вот опустынивания России президент опасается в основном зря. Достаточно взглянуть на спутниковые карты, чтобы заметить: юг страны куда активнее зарастает, чем опустынивается. Скажем, наш самый засушливый регион — Калмыкия — в 2001-2015 годах испытал прирост численности скота почти в 2,5 раза. Обычно избыток скота уничтожает растительность. Но по факту на спутниковых снимках 2000-2017 годов Калмыкия стала заметно более зеленой.
Определенно, у границы с западным Казахстаном и Монголией есть отдельные пятна, где площадь листьев сократилась. Но очевидно, что в целом в 200-300 километрах от российской южной границы зелени стало куда больше.
Причины? С одной стороны, осадков в той же Калмыкии (и не только там) в последние годы больше нормы. С другой — увлажнение почвы тем выше, чем больше СО2 в воздухе. Растения, не испытывающие дефицита углекислого газа, меньше приоткрывают устьица — а поэтому меньше теряют воду.
Пятый тезис: больше пожаров и наводнений
И снова слова главы государства с пресс-конференции: «Изменения климата проявляются в том числе в росте количества различных природных катаклизмов: пожаров, наводнений и так далее. Это тоже все нас касается напрямую».
Такое утверждение кажется логичным: по телевизору вечно говорят о «беспрецедентных лесных пожарах», которые уничтожают наши леса. Увы, по ТВ реже приводятся цифры того, насколько участились лесные пожары в реальном мире. Оно и понятно: научно подкрепленных данных на этот счет просто нет. Дефицит их заставил группу ученых взять спутниковые снимки за 1998-2015 годы и сравнить выжженные пятна оттуда с теми, что наблюдались в предшествующие 18 лет.
Как можно было догадаться по карте выше — где заметна экспансия растительности по Земле, — площадь, выжженная пожарами на планете, за 1998-2015 годы упала на 24,3%. Причем упала и для лесов, и для степей, и для саванн. И в России — тоже, что легко видеть на карте ниже. Публикация об этом вышла в Science, ведущем научном журнале, и, по идее, должна была произвести эффект разорвавшейся бомбы.
Конечно, этого не случилось. Как мы уже отмечали, новость с заголовком «В России догорают леса. На лесопилках русские дерутся с китайцами» — хорошая для СМИ новость, с кассовым заголовком. И с иллюстрацией легко: зрелище пожара драматично и само приковывает глаз.
Новость «В мире стало на четверть меньше природных пожаров» — плохая, не кассовая. Люди инстинктивно интересуются «опасными новостями» больше, чем успокаивающими. Средствам массовой информации надо на что-то жить. А значит, они будут давать людям те новости, на которые чаще откликаются. И потом, скажет вам редактор, чем ты такую ненужную, в силу некассовости, новость собираешься иллюстрировать? Скучными картами, построенными по спутниковым снимкам? Яснее ясного, что их будут разглядывать куда меньше, чем красочные картинки пожаров.
Мы практически уверены, что так же, как и подавляющее большинство населения нашей страны, Путин не слышал о публикации в Science, говорящей о резком снижении природных пожаров в XXI веке.
Наводнения в чем-то представляют аналогичную историю. Мы постоянно слышим о наводнениях то в Англии, то в Австралии, то еще где-то в мире. Но мы никогда не слышим о том, что сила весенних паводков в России, еще недавно каждую весну отсекавших от сообщения с миром множество населенных пунктов, идет на убыль, потому что снега после зимы остается мало.
А ведь это факт: сильный весенний паводок при типичной нынешней толщине мартовского снега просто не случается. Следует помнить, что большинство наводнений в нашей стране — результат таяния снега или появления ледовых заторов. Достаточно очевидно, что по мере смягчения климата их число будет падать.
Еще реже в поле нашего зрения попадают научные работы, которые пробовали посчитать частоту наводнений и то, растет ли она. Сделать это не так сложно, благо в мире более чем 9000 точек измеряет высоту максимальных отметок наводнений в зонах, подверженных таким событиям.
Выяснилось, что наблюдения не подтверждают наступление наводнений в мире: «На деле записи наблюдений в большей степени указывают на уменьшение ежегодных максимальных уровней затоплений, несмотря на хорошо задокументированный рост уровня осадков», — подытоживает ситуацию работа 2015 года в Scientific Reports. Другое исследование отмечает: несмотря на рост населения планеты, число погибших из-за наводнений снижается.
Почему? Уверенно можно сказать, что дело не в сокращении частоты весенних паводков в России. Здесь живет слишком мало людей, чтобы серьезно влиять на мировую статистику. Ключевая причина, по которой глобальное потепление при росте уровня осадков не ведет к учащению наводнений, — в банальной физике. Оказывается, по мере роста температуры увеличивается испаряемость, поэтому сильные осадки сопровождаются интенсивным испарением, уносящим лишнюю воду обратно в атмосферу.
Отчего президент придерживается таких странных тезисов о потеплении? Почему ученые его не переубедили?
Сначала мы рекомендуем вам просмотреть декабрьское видео, на котором Иван Засурский из МГУ пытается приковать внимание главы государства к проблеме потепления (после 1.25):
Представим себе, что Иван Засурский подойдет к прохожему на улице и начнет ему втолковывать, как делал это с президентом: «Русские — это последние индейцы». Прохожий свободен в своей реакции: он не публичный человек, его не снимает камера. Поэтому он вполне может посоветовать человеку из МГУ подколоться галоперидолом — и спокойно пойдет дальше.
У публичного политика такой свободы нет. Как глава государства, он должен спокойно общаться с учеными — причем много чаще, чем читать научные работы. А со своей научной школой в области глобального потепления в России сейчас большие проблемы. Среди тех, кто называет себя учеными в нашей стране, часто можно увидеть тех, кто вообще отрицает факт антропогенного влияния на климат. Один говорит, что потепление от человека, другой — от наклона оси вращения Земли. Как политику разобраться, кто прав?
Когда преподаватель МГУ, с которым вы общаетесь, говорит: «Может, Питеру десять лет жить осталось, а может, 50» — и задвигает про то, что русские — это индейцы, то в принципе нет ничего удивительного в том, что вы боитесь опустынивания, хотя, на самом деле, Россия зарастает лесами и травой. Что вы боитесь пожаров, хотя, на самом деле, их частота снижается. И наводнений — хотя их у нас тоже становится все меньше.
Итак, корни странных утверждений президента вроде бы проясняются. Какие консультанты, такие и мнения.
Менее понятно другое. Насколько негативными будут последствия того, что, говоря словами Путина, «мы должны предпринять максимальные усилия для того, чтобы климат драматически не менялся»?
Пока никаких конкретных дорогостоящих шагов государство на этот счет предпринимать не спешит. Трудно всерьез вводить углеродный налог (о котором так любит говорить Чубайс) и тому подобные меры экстренной борьбы, когда не уверен, что вообще понимаешь происходящее. Когда один ученый рассказывает про русских, которые индейцы и поэтому должны бороться с потеплением, а другой — о том, что потепление вообще, может быть, не связано с человеком.
Однако в среднесрочной перспективе мы бы поставили на то, что и углеродный налог, и другие меры по борьбе с потеплением в России все же примут. Причина в том, что СМИ продолжают раскручивать истории про катастрофические последствия глобального потепления и рано или поздно отформатируют сознание правящих политиков. Если не нынешних, то, по крайней мере, их преемников.
Что в этой ситуации остается делать нам? По поводу борьбы с глобальным потеплением — ничего. Да, это дорогостоящая бессмыслица, благо потепление больше добро, чем зло, — и для нашей страны, и для мира в целом. Но остановить эту бессмыслицу никак не получится: СМИ инерционны и будут раскручивать устаревшие мифы об опасности потепления, а также о все более частых пожарах и наводнениях еще очень и очень долго.
И никакие статьи в Science им не помешают. Вспомним: научное сообщество долго и нещадно критиковало евгенику, но это никак не остановило Швецию и Германию в 1930-х от стерилизации «неполноценных». Мода на борьбу с потеплением пройдет, как и мода на евгенику, но случится это нескоро.
Все, что мы можем в такой ситуации, — беречь собственную голову от попадания в нее устаревшего информационного шума про «катастрофу от потепления». Расслабиться и не напрягаться вновь, видя очередной зажигательный заголовок про сгоревшие леса и опустыненную Россию.
