Цезий и стронций дают урожаи и продлевают жизнь
Через 30 лет после чернобыльской катастрофы в Беларуси научились хозяйствовать на зараженных землях
С момента взрыва на Чернобыльской АЭС прошло 30 лет. Незадолго до трагической годовщины обозревателю <НГ> довелось побывать в местах, не столь отдаленных от рванувшего 26 апреля 1986 года 4-го энергоблока ядерной станции. А именно — на белорусской Гомельщине, наиболее пострадавшей от убийственного удара <мирного атома>. Было интересно не только побывать вблизи эпицентра взрыва (видел саркофаг с вышки научной станции, действующей в непосредственной близости от <спящего> реактора в одной из оставленных людьми деревень), но и попытаться понять: а что же в той <урановой зоне> сейчас? А то ведь слухи-разговоры разные ходят. Сопоставление ретроспективы с современностью у автора этих строк получилось следующее.
На Гомельщину зачастили японцы
Осмысливать получаемые сведения было тем занятнее, что в поездке, организованной Постоянным комитетом Союзного государства (ПК СГ) Беларуси и России при поддержке Международного информационного агентства (МИА) <Россия сегодня>, вместе с российскими журналистами впервые участвовали и популярные в соцсетях блогеры. Ребята они своеобразные, держались своей группой, сыпали <сетийными> терминами, по жизни кто медик, кто метрополитеновец, кто из Перми, кто из Москвы… Кроме того, все три дня с нашей командой общался государственный секретарь СГ Григорий Рапота, который хотел лично посмотреть и убедиться, что деньги, выделяемые Посткомом на реализацию союзных программ по преодолению последствий чернобыльской катастрофы, в Беларуси расходуются четко по назначению и очень рачительно. Забегая вперед, скажем: убедился всецело.
Прежде всего надо представить себе размах разыгравшейся 30-летие назад трагедии. Резонно будет взглянуть, как это выглядит в цифрах. Весной 1986-го все шесть областей тогда еще советской Белоруссии получили от ЧАЭС самые обильные порции радиации: реактор 4-го энергоблока выплеснул в атмосферу йод-131, цезий-137 и стронций-90, которые осели на сельскохозяйственных и лесных площадях, составивших без малого четверть территории республики (аналогичное заражение Украины — 7%, европейской части России — 1,5%). На этих территориях в 3600 населенных пунктах (479 из которых пришлось сравнять с землей, а вернее — закопать) жили 2,2 млн человек. <При этом с одних только гомельских земель, подвергшихся удару смертельной стихии, в первые три дня из 30-километровой зоны было выселено 25 тыс. взрослых и детей, а в последующие три-четыре года — еще 100 тыс. человек, с карты области исчезли 400 населенных пунктов> — такие данные привел председатель Гомельского облисполкома Владимир Дворник.
А теперь о том, что там сейчас.
Пока мы ехали к местам, не столь отдаленным от ЧАЭС, перебрасывались шуточками, отчасти циничными (но таков и весь чернобыльский юмор, врачи говорят — одна из форм защиты). Предвкушали, как <наконец-то> попробуем белорусского радиоактивного молочка да сыра, да другого чего, а в лесах, стоящих под цезием да стронцием, увидим какого-нибудь тянитолкая — дикую животину о двух головах и восьми лапах. Некоторые всерьез рассуждали о том, что Гомельщину <наверняка кормит чистой продукцией вся остальная республика, а также Прибалтика, Польша и ряд регионов России>.
По приезде же сведения, которые привел гомельский губернатор, не могли не удивить. Оказывается, за 30 лет, в связи с естественным распадом радионуклидов, площади с опасным загрязнением уменьшились в 1,7 раза (13,6% территории страны). И сейчас сельское хозяйство действительно ведется на 936,6 тыс. га, загрязненных цезием-137 с плотностью от 1 до 40 кюри на квадратный километр, причем из них 307,7 га одновременно загрязнены стронцием-90. Конкретно по Гомельской области: 960 тыс. человек из почти 1 млн 423 тыс. живут именно на пострадавших территориях. При этом, как отметил глава региона, <анализ состояния здоровья населения области показывает, что характеризующие его показатели практически ничем не отличаются от тех, которые имеются в других областях Беларуси. Недаром нашим опытом после Фукусимы активно заинтересовались японцы и регулярно приезжают к нам с целью его изучения>.
Владимир Дворник также проинформировал, что средняя продолжительность жизни в Гомельской области в 2015 году составила 72,6 года, что на 3,8 года больше, чем в 2005-м. <И, по сведениям медиков, в районах, которые мы традиционно относим к наиболее пострадавшим от аварии, уровень рождаемости даже несколько выше, чем в среднем по области, — подчеркнул председатель облисполкома. — Там же проживает почти 80% долгожителей области. Все взрослые жители в той или иной мере заняты сельским хозяйством и промышленным производством. И сегодня на Гомельщине научились не просто получать чистую мясную и молочную продукцию, но и экспортировать ее в страны Европы и Россию>.
К этим сведениям можно, что называется, относиться с известной долей подозрительности. Однако обозревателю <НГ> в этом пресс-туре удалось побывать на двух предприятиях области: на кондитерской фабрике <Спартак> (в самом Гомеле) и в цехах сыродельного комбината <Милкавита> в райцентре Хойники, находящемся всего лишь в
12 км от 30-километровой безлюдной зоны. О дегустации продукции умолчу (дабы не прослыть дармовым рекламщиком), но констатирую, что и та и другая фабрика оснащены современнейшим оборудованием, и обе <гонят> продукцию день и ночь; очевидно, что 10-миллионному белорусскому населению, даже будь оно трижды сладкоежкой, столько шоколада, молочной сыворотки и сыров не съесть!..
И еще такой нюанс. При въезде на <Милковиту> с каждого журналиста и блогера взяли расписки, смысл которых в том, что мы пробудем на фабрике столько-то времени, увидим то-то и то-то и потом <где-то там>, уже за воротами фабрики, воздержимся от <клеветы> на ее продукцию. Я был на этом сыродельном комбинате пять лет назад, и тогда подобным образом клясться на бумаге не просили. Видимо, случались <неприятные инциденты>. Например, в виде молочных войн в Союзном государстве:
Один на один с <урановым подарочком>
В этом контексте стоит сказать о соответствующих республиканских и союзных программах, которые, в общем-то, и позволили (и продолжают позволять!) преодолевать последствия цезийно-стронциевого дождя, оросившего в конце апреля 1986-го здешние земли, главным образом сельские. В цифрах это тоже не так скучно, как может показаться. Дело в том, что после распада СССР обретшая суверенность Беларусь осталась, по сути, один на один с тем щедрым <урановым подарочком> от 4-го энергоблока. Международное сообщество, клявшееся не забывать помогать не только словом, но и делом, щедро даровало — об этом грустно и даже неловко без сарказма писать — аж менее 1% от всех средств, которые направляет на решение проблем само белорусское государство. С 1990 по 2015 год было выполнено пять государственных чернобыльских программ с суммарными расходами более 22 млрд долл. (из них пятая, 2011-2015 годов, <потянула> из бюджета 2,3 млрд долл.). То есть по 880 млн долл. в год. Как отметил гомельский губернатор, <сумма, потраченная за это время на их реализацию, равняется 30 годовым бюджетам страны в ценах 1998 года> (до памятного многим дефолта). А ущерб, нанесенный республике чернобыльской катастрофой в расчете на 30-летний период ее преодоления, оценивается в 235 млрд долл.
По словам Владимира Дворника, сегодня в Беларуси действует уже шестая программа по преодолению последствий катастрофы: <И если в первые годы после трагедии средства вкладывались в развитие социальной сферы, то в последние пять лет бюджет чернобыльской программы расходуется в основном на создание условий для экономического развития пострадавших районов — открываются новые производства, для которых создается вся необходимая инфраструктура>.
Теперь что касается чернобыльских программ союзной <двойки>. По данным госсекретаря СГ Григория Рапоты, с 1998 года по настоящее время из общего бюджета на противодействие случившемуся три десятка лет назад в Чернобыле было выделено около 4 млрд руб. Уточним — увы, и здесь не без доли укоризны — всего лишь 3 млрд 827 млн 500 тыс. руб. за 18 лет (по данным департамента социальной политики и информационного обеспечения ПК СГ). Сколько это в валюте, точно подсчитать проблематично, но получится, похоже, что-то около 125 млн долл. То есть по 7 млн долл. в год. Причем надо учитывать, что этими деньгами финансировались не только белорусы, но и российские научные центры и учреждения здравоохранения, занимающиеся чернобыльской темой. Скажем, по завершающейся в этом году четвертой программе 2013-2016 годов с бюджетом свыше 1,3 млрд руб. на белорусский сегмент приходится немногим более 521 млн руб. (40%).
И хотя Постком совершенно не повинен в том, что на столь важное дело выделяются не бог весть какие круглые суммы (из того же кошелька по согласованным планам финансируются и другие значимые проекты), но, как говорится, задуматься есть о чем. К тому же, если Беларусь пострадала значительно больше, то не справедливее ли было увеличить ее долю финансирования? В рамках Союзного государства это было очень даже по-братски. Такими соображениями обменивались и некоторые журналисты, и блогеры.
Особенно свербит такая мысль, когда в райцентре Хойники, наиболее пострадавшем, стоишь у монумента Скорби, посвященного памяти нескольких десятков деревень района, прекративших свое существование вскоре после взрыва на ЧАЭС. Их названия выбиты на длинной стеле: Красноселье, Новопокровск, Погонное, Масаны, Воротец: — всего 23. И, читая их, невольно ассоциируешь этот довольно скромный памятник с монументальной и известной всем Хатынью (около 50 га площади), при которой находится единственное в мире <Кладбище деревень>. Кто был — видел. Это 185 могил, в которых покоится прах невозрожденных белорусских деревень, во время войны сожженных вместе с населением гитлеровскими карателями. И еще задумываешься об этом, когда находишься непосредственно в зоне бедствия, а именно в Полесском государственном радиационно-экологическом заповеднике (ПГРЭЗ), где среди безлюдья видишь спешно оставленные избы тех самых деревень. Довелось побывать в двух из них — Бабчин и Масаны (обе — со скорбной стелы), но это тема для отдельного репортажа:
Впрочем, директор этой единственной в мире природной резервации Петр Кудан был <очень благодарен совместной союзной программе с нашими братьями-россиянами>. По его словам, благодаря ей удалось значительно обновить технику, которая используется для предотвращения переноса радионуклидов и для ограничения пожаров. Было даже приобретено три катера, которые постоянно патрулируют по Припяти, протекающей через зону на протяжении 80 км. <Теперь нарушители, которые прежде гоняли здесь с мощными двигателями, больше не пытаются нас провоцировать, — пояснил директор. И дополнил: — Списали и десятилетней давности компьютеры, поменяв их на современные, закупили новую измерительную аппаратуру>.
Однако обозреватель <НГ> по описанной выше причине не мог всецело разделить радость Петра Кудана, выразившуюся в том, что <только за этот год на деятельность заповедника по линии Союзного государства было потрачено около 2 млрд 300 млн белорусских рублей>. Деньга на звук звонкая, на слух уважаемая, а <на зуб> это эквивалентно всего лишь 115 тыс. долл. Вряд ли столь скромная сумма соответствует тем задачам, которые решает директор и 742 его подчиненных, включая 45 научных сотрудников. Достаточно сказать, что только на зарплату работникам (и это если исходить, скажем, из ставки заведующего отделом радиационной безопасности и режима, составляющей 6 млн белорусских рублей, или 300 долл.) требуется в год около 2,7 млн долл. Поэтому стоит предположить, что директор ПГРЭЗ действительно искренне рад любой сумме, которую можно пустить во благо дела. А публично не жалуется и не вздыхает: <Эх, побольше бы деньжат!> — из-за деликатности.
Гомельская область — Москва
Игорь Плугатарёв
:Источник: http://www.ng.ru/ideas/2016-04-22/5_chernobyl.html
Бюллетень Союза «За химическую безопасность»
